• Ориенталистика
• 2019 год
• Том 2, № 3

Доисторические петроглифы крупных влаголюбивых и полуводных животных в вади египетской Восточной пустыни (слона, жирафа, гиппопотама, крокодила) рассматривались некоторыми учеными как одно из важнейших свидетельств влажности древних климатов Северной Африки. Сегодня в науке преобладают подходы, отрицающие реальность этой фауны и вкладывающие в ее наскальные изображения вдали от Нила разного рода символические смыслы. В контексте своей гипотезы об образовании в VII—IV тыс. до н. э. в Египте между Асиутом и Фаюмом огромного озера автор статьи возвращается к петроглифам Восточной пустыни как к палеогеографическому источнику для реконструкции климата и гидрологии водосбора египетского Нила в среднем голоцене.

• Восточная пустыня
• гидрология
• голоцен
• додинастический Египет
• климат
• Нил
• петроглифы
• фауна

Введение

 Гипотеза о «голоценовом море» в Среднем Египте - протяженном (до 200 км) озере, возможно, разлившемся на отрезке долины Главного Нила между Асиутом и Фаюмом в VII-IV тыс. до н. э. [1]; [2], - влечет за собой вопросы о конфигурации водосбора Великой реки в верхнем течении, в частности - о наличии у нее в указанный период постоянных или сезонных притоков. Известнейший из них, так называемый Желтый Нил длиной свыше 1200 км, стекавший по Вади Ховар с устьем между четвертыми и третьими порогами, отличался особенной полноводностью и иссяк лишь в историческую эпоху; в VI тыс. до н. э. на его берегах появилось скотоводческое население, занимавшееся также рыболовством и сбором моллюсков; в песках пересохшего русла археологами найдены кости крупных млекопитающих (гиппопотамов, жирафов) [3]; [4]; [5]; [6].
 Древние реки, по-видимому, существовали и в вади Египта, где на роль ранне- и среднеголоценовых нильских притоков «претендуют», в первую очередь, сильно разветвленные русловые системы Хаммамат с устьем у Коптоса и Баррамийа с устьем напротив Эдфу, водосборной площадью 7700 км² и 6900 км² соответственно [7]. Раскинувшиеся параллельно друг другу в Восточной пустыне между Нилом и Красным морем, они хранят на скалах в своих магистральных ложах и многочисленных боковых рукавах целые галереи доисторических петроглифов, среди которых неизменным интересом исследователей пользуются изображения огромных ладей и больших животных, «любящих воду» [8]; [9]; [10]; [11] (рис. 1).

 Эти рисунки часто рассматривались как бесспорный аргумент в обосновании восходящего еще к творчеству У М. Флиндерса Питри [12]; [13]; [14]; [15] тезиса о том, что во времена их создания в Вади Хаммамат и Вади Баррамийа имелись постоянные водотоки, хотя попытка школы «отца египетской археологии» развить теорию вторжения по ним в первобытную долину Нила некоей «новой расы» иноземных навигаторов-цивилизаторов потерпела концептуальную неудачу [16].
 Соседствующие с «кораблями» Восточной пустыни в петроглифах дикие животные, прежде всего крупнейшие «влаголюбивые» виды, такие как слон, жираф, гиппопотам и крокодил, служили отдельным специалистам дополнительным материалом для реконструкции палеоклиматов Египта и в целом Северной Африки (Сахары) в голоцене, вплоть до установления количества когда-то выпадавших здесь атмосферных осадков [17]; [18]. Однако подобные, казалось бы, напрашивающиеся «естественно-исторические» подходы (сегодня отвечающие ускоренно развивающимся палеогеографическим знаниям) уступили место чисто «египтологическим» или «культурно-антропологическим» построениям, в которых запечатленным в вади вдали от Нила петроглифическим образам животных и сценам охоты на них, в том числе с участием лодок, отводится роль культовых и прочих «абстрактных» символов - предвестников религиозной картины мира фараоновской эпохи, не отражавших окружающую действительность, а, например, превращавших на тот момент уже якобы давно высохшие пустынные русла «into a simulacrum of the Nile» [19]. Для «верификации» этих идей их авторами активно привлекается изобразительность ремесленных изделий из долины Нила, синхронных обозначенным петроглифам. Лейтмотивом в такого рода концепциях, вопреки данным палеоклиматологии [20], звучит мысль о происшедшем уже в неолите¹ разобщении мира плодородной «Черной Земли», орошаемой Великой рекой, и аридной Пустыни, где водотоки отсутствовали; соответственно рисунки животных на скалах египетских восточных вади, особенно больших полуводных - гиппопотамов и крокодилов, не должны восприниматься и анализироваться как прямой источник сведений о климатических и гидрологических условиях в среднеголоценовом Египте вне заливной поймы.

Предварительные соображения

 Пусть эти рисунки априори таят глубинное культовое, обрядово-магическое или иное «потустороннее» содержание, - его расшифровка едва ли имеет смысл в отрыве от реальной, реконструируемой естественно-научными методами палеодействительности. Специализировавшийся на наскальном искусстве немецкий египтолог П. Червичек, однако, отсекал от нее не только «экзотические» лодки древнейших петроглифов Восточной пустыни, но и типичную африканскую фауну первобытных «изохронологических горизонтов», аргументируя свою позицию тем, что в рассматриваемых художествах животный мир представлен выборочно, «лишь определенными видами, и игнорируются другие, также в больших количествах обитавшие в данном ареале». Примеры подобных «табу» в Верхнем Египте и Нубии - «овца, свинья, кошка среди домашних и грифстервятник, заяц, кобра, еж, даман и дикобраз среди диких животных», причем отбор не зависит от их практического значения для человека: «овца полностью, а коза почти полностью отсутствует, хотя обе играли выдающуюся роль в хозяйстве населения Ливийской пустыни и Египта с VI тыс. до н. э.; нет свиньи, утки и кошки, хотя они были одомашнены в Древнем Египте» [9].
 Вместе с тем, как показал французский этнограф, исследователь наскальной живописи Сахары А. Лот, изображенные художниками доисторического периода животные «совсем не обязательно должны полностью соответствовать фауне того времени» [22; ср.: 23]. Работавшие в пустыне археологи подтверждают, что древние художники нередко отдают предпочтение животным, чьи костные останки в регионе почти не встречаются, и наоборот, раскопки вскрывают богатый фаунистический материал, едва отраженный в местных петроглифах и фресках [24]. Наконец, среди зверобогов и демонов-миксаморфов фараоновского Египта мы находим крокодила (Себек), гиппопотама (Таурт), даже их химерическую смесь (Амемут), но не видим слона и жирафа, что вряд ли означает какую-то «трансцендентную» отчужденность древнеегипетского пантеона от привычного или знакомого египтянам природного животного разнообразия, увековеченного ими и в первобытной петроглифике, и в искусствах исторической эпохи. Конкретный пример из классической египтологии: нильский электрический сом Malapterurus electricus с его грозными биохимическими свойствами дал хорово имя одному из протофараонов («Нармеру»), и «удивительно даже, что он не занял сколько-нибудь заметного места в египетских верованиях», тогда как агрессивный хищник Реки окунь-гигант Lates niloticus (похоже, подсказавший имя преемнику «Нармера» Хору Аха) имел культ в Эсне-Латополисе греко-римской поры и, возможно, в до- и раннединастическом Иераконполе [25]; при этом, если слоны и жирафы со временем могли исчезнуть из среднеголоценового Египта, мигрировав на юг под воздействием неблагоприятного климатического фактора [26], то и сом-«электрик», и гигантский окунь обитают в египетском Ниле по сей день.
 Несомненно, «религиозный» выбор древних египтян, тонких наблюдателей окружающего вещественного мира, включая фауну с присущими ей видами и повадками, определялся, помимо прочего, некоей органической специфичностью ее представителей, благодаря которой они и были сакрализованы. Эти особые качества в масштабах страны, региона или местности способствовали установлению как номенклатуры и облика богов, так и обрядовых (в том числе важнейших погребальных) практик². Почему-либо «отстраненные» от культа животные при качественной неизменности внешней среды, разумеется, продолжали существовать бок о бок со своими «священными» собратьями.

Фауна восточноегипетских петроглифов

 Фауна, отмечающая до 90% известных местонахождений, доминирует в древнейшей петроглифике центральной Восточной пустыни Египта, в «лабиринтах» Вади Хаммамат и Вади Баррамийа. Из приблизительно 4000 единичных наскальных рисунков, зафиксированных здесь разными исследователями, животные составляют 2245, что в 1,3 раза превосходит количество сопутствующих изображений людей и лодок вместе взятых (859 и 884 соответственно) [28]; [29]. Процентная доля изображений крупнейших полуводных и фитофагов, обнаруживаемых в этом художественном материале, минимальна: гиппопотама Hippopotamus amphibious - 1,3%, крокодила Crocodylus niloticus - 2,1%, слона Loxodonta Africana - 1,9%, жирафа Giraffa camelopardalis - 3,8%. Реже других - всего в 17 местах из почти 250, выделенных специалистами как обособленные «сайты» или композиции, - встречаются фигуры крокодилов, общим числом 47. Причем в их случае возможна путаница с гекконами, саламандрами и даже скорпионами из-за техники выбивания, в которой выполнено подавляющее большинство первобытно-египетских петроглифов. Им свойственно несовершенство в передаче мелких деталей, к тому же усугубленное многотысячелетней ветровой эрозией, что порой не позволяет с уверенностью отличить крокодила от ящерицы, ибекса от орикса и т.п. Редчайшим зверем рассматриваемого художественного ряда в абсолютных цифрах пока остается гиппопотам, чьи 30 изображений узнаваемы на 25 «сайтах». Слон имеет 43 петроглифа на 27 местонахождениях, жираф - 86 на 46. Для сравнения: рекорд по числу найденных отдельных рисунков в указанном районе принадлежит нубийскому горному козлу - ибексу Capra nubiana - 505 (22,5%) в 156 местах. Это неприхотливое животное, в отличие от вышеназванных, сохранилось в Восточной пустыне до наших дней [30], и можно смело утверждать, что древние художники запечатлевали его в здешних вади с натуры. Сомнения ученых в подобной «повседневной» наблюдательно-изобразительной практике в петроглифический дописьменный период касались, прежде всего, давно исчезнувших из Египта влаголюбивых видов фауны. Например, Ф. Ланкестер, представитель новейшего поколения исследователей древнеегипетских петроглифов, допускал ее в отношении слона и жирафа, но отрицал существование за пределами доисторической долины Нила гиппопотама и крокодила, прибегая в данном принципиальном вопросе к следующим доводам.

Слон

 Африканский (саванный) слон, способный в поисках пищи и воды перемещаться на десятки и сотни километров, не нуждается для поддержания популяции в близости реки или постоянного водоема, особенно в условиях увлажнения климата, и при их благоприятствовании расселяется «на самой обширной территории»; таким образом, «в неолитическую эпоху» он был распространен «по всему Египту», а южнее Кены, возможно, обитал «до середины Старого царства (ок. 2600 г. до н.э.)». Именно поэтому очень похоже, что, «в отличие от гиппопотама», его наскальные рисунки в Восточной пустыне частью фиксируют действительно живших и кормившихся здесь в доисторические времена «великанов саванны» [31].
 Параллельные ремесленно-художественные изделия из долины Нила вполне обыденно представляют слонов в виде сланцевых косметических палеток, процарапанных каким-то острым орудием знаков на глиняной посуде, штандартов на мачтах больших многовесельных лодок в характерном орнаменте герзейской³ декорированной (расписной) керамики и т.п. [12]; [32]. На амратской или раннегерзейской ромбовидной палетке 43 из малого Диосполя (погребение В102) тонко и реалистично вырезана фигура слона [33] (рис. 2); на амратской красной лощеной (по другой версии, крестолинейной [34]) вазе из разграбленной могилы Н97 додинастического некрополя ал-Махасны белилами изображена симметричная пара слонов, словно уставившихся друг на друга перед дракой [35] (рис. 3). Флиндерс Питри отмечал в своих доисторических находках каменные вазы - алебастровую и известняковую - с декоративными звериными головами, которые исследователи сначала приняли за гиппопотамьи, но позже интерпретировали как головы слонят с еще не отросшими хоботами [14] (рис. 4).

 Ориентировочно к концу протодинастического - началу архаического периода (0-I династии) относятся идентичные рельефы слонов, попирающих ногами какие- то «конические холмы», на обломке бивня из Иераконполя [36] (рис. 5) и на одной из трех колоссальных статуй «бога плодородия» (Мина?) из Коптоса [37]; [38] (рис. 6); эти «символические» образы явно перекликаются с лодочным штандартом в форме «крупного слона на горе с четырьмя вершинами» в предположительно поздне- герзейских петроглифах в Вади Магар к западу от Нагады (рис. 7) и на некоторых других синхронных памятниках Египта [19].

 Маленький, но весьма искусный петроглиф слона амратского или герзейского времени вырезан на иераконпольском местонахождении HK61 в «великом» Вади Абу Суфйан, из устья которого протогород спустился в долину Нила [39] (рис. 8). В «селище периода Нагада I-II на краю пустыни у Иераконполя» французский археолог Анри де Морган еще в 1912 г. откопал пока единственную в Египте доисторическую «свободностоящую» статуэтку слона (или слоненка), керамическую, грубой лепки, длиной 5,8 и высотой 4,5 см [40] (рис. 9), натолкнувшую исследователей на мысль, что, коль скоро это животное послужило моделью для «игрушки», оно в указанный период на Ниле представляло собой повседневное явление или даже было «в некотором отношении доместицировано» [41]; [42].

 Кости слонов найдены в неолитических слоях оазисов Фаюм близ Реки и Дахла в глубине Западной пустыни [43]; [44]; ср.: [45]. Раскопки «элитного» до- и раннединастического кладбища HK6 в Иераконполе обнаружили бережно и даже едва ли не с почестями захороненные останки двух слонов [46]; [47]; [48], однако нашедшие их археологи, вопреки расчетам Ф. Ланкестера и им подобным, утверждали, что животные были завезены или пригнаны сюда откуда-то с юга, «вероятно, из Судано-Сахельского пояса», ибо на момент погребения в конце неолитического амратского - начале энеолитического герзейского периода (в среднем около 3600 г. до н. э.) уже не встречались в ближайших окрестностях [49]; [50]. Доставка слонов в Египет из отдаленных южных (нубийских и прочих) краев известна и на других этапах древности: например, Птолемеи организовали целую промыслово-экспедиционную службу по отлову и транспортировке этих африканских «чудищ» для своих вооруженных сил, задействовав в перевозках-перекочевках порт Беренику на Красном море, караванные маршруты через водосбор Вади Баррамийа / Хаммамат и Коптос в качестве перевалочного пункта на Ниле [51]; [52]. На скале к востоку от храма Сети I в Вади Аббад / Канаис есть греческие письменно-изобразительные граффити, сообщающие, что некий Дорион вернулся невредимым с юга (?), где охотился на слона (судя по прилагающемуся рисунку, лесного) [53] (рис. 10).

 Как промежуточный вывод, восточноегипетская петроглифика древней фауны хронологически не обязательно должна строго определяться и разграничиваться среднеголоценовыми климатическими изменениями с генеральной тенденцией к аридизации региона после середины IV тыс. до н. э.; в частности, «изображения слона имеют значительный датировочный разброс», явно перекрывающий реальные сроки его расселения в Египте. Тем не менее, полагал Ф. Ланкестер, презентация «высокосоциальных» слонов в доисторических петроглифах восточных вади «одиночками» или «маленькими группами» объясняется «нехваткой влаги даже до наступления особо засушливой фазы около 3500 г. до н. э.», что к тому времени якобы уже проредило большие слоновьи стада, которые, «как можно ожидать», были бы достоверно воспроизведены первобытными художниками, если бы попадались им в действительности [31].

Жираф

 Аналогичную точку зрения ученый высказывал о «петроглифических» жирафах Восточной пустыни, максимально установленное количество которых в одном скоплении - местонахождении SAL-14, называемом «джакузи», в Вади Умм Салам - достигает девяти фигур (что, кстати, сопоставимо с численностью отдельного жирафьего стада [54]) (рис. 11).

 Специалисты, анализируя технику выполнения, оттенки патинации, художественный стиль и общий контекст соответствующих рисунков, допускали, что не меньше четверти из 86 изображений этого животного в интересующих нас вади датируется позднейшими временами вплоть до Нового царства - греко-римского периода и представляет не обитателей Египта, а «диковинных» чужеземцев, прибывавших в страну из саванн южнее Сахары в виде товаров или даров каких-нибудь кушитов⁴. В свете подобных оценок, первобытное наскальное «поголовье» жирафов в бассейне Баррамийа / Хаммамат в восемь раз уступает таковому на территории древней Нубии, где археологами засвидетельствовано порядка 530 их доисторических (?) петроглифов [10]. Если, в первом приближении, безоговорочно ориентироваться на этот примечательный подсчет, усматривая в нем отражение реальной популяционной ситуации (хотя понятно, что с приумножением находок и вероятными передатировками уже имеющихся пропорция так или иначе изменится), то вроде бы налицо признак миграции крупных травоядных из египетских «полупустынь» на юг как раз на этапе создания данной петроглифической экспозиции, хронологически (с поправкой на палеоклиматологию голоцена [21]; [56]) - ближе к середине IV тыс. до н. э., или к завершению додинастического амратского периода (Нагада I, около 3800-3600 гг. до н. э.).
 Добавлю, что к этому периоду относится и ряд «длинношеих фигур с головой, которые могут быть только жирафами» [15], на артефактах из верхнеегипетской долины Нила: например, в виде ручек костяных гребней (рис. 12) и в росписях-орнаментах «красно-белой» крестолинейной керамики, отнесенной Флиндерсом Питри к отличительным чертам неолитической амратской культуры [12]; [14]; [32]; [33]; [35]; [57] (рис. 13); жирафов опознавали также в шести «напоминающих частокол» схематических фигурах животных, нарисованных углем на одной из боковых стенок красного керамического ящичка из могилы а41 в ал-Амре, датируемой концом амратского - началом герзейского периода [58]; [59] (рис. 14). Нельзя не отметить тончайший рельеф жирафа внизу verso позднегерзейской или протодинастической косметической «палетки двух псов (шакалов)» из «главного клада» Иераконполя (экспонат Е 3924 Эшмолеанского музея искусства и археологии в Оксфорде) [36]; [60] (рис. 15).

 На местонахождении НК61 в Вади Абу Суфйан, рядом (и, по-видимому, примерно синхронно) со знакомым нам петроглифом слона на одной из сколотых плоскостей когда-то разбившегося надвое песчаникового валуна высечено великолепное изображение жирафа [55]; [61] (рис. 16); в том же вади, в неглубоком гроте на склоне холма у жилого комплекса HK11, обнаружены петроглифы безголовых (за исключением одного) жирафов, некоторые с веревками на шеях, возможно, амратского времени [62]. Это доисторическое художественное «изобилие» контрастирует с крайне редкими находками жирафьих костных останков на исследованных археологических памятниках, особенно в долине Нила; так, среди более чем 70 животных, захороненных на «элитном» иераконпольском кладбище HK6 (слонов, гиппопотамов, крокодилов, павианов, рогатого скота, собак, кошек и др.), к разочарованию ученых, нет ни одного жирафа [55]⁵, в условном согласии с вышеизложенным тезисом о его массовой поздненеолитической миграции в южные саванны. Поскольку жираф может неделями довольствоваться влагой из поедаемой растительности, совершая без воды марши в 50-300 км [63], постулировалось, что его среднеголоценовое «бегство» из Египта в Нубию, как и в случае со слоном, было критически обусловлено глобальным иссушением климата и дезертификацией Северной Африки, а также истребительной охотой аборигенов, но отнюдь не пересыханием каких-то остро необходимых ему водотоков или водоемов в покинутом восточноегипетском ареале, где в эпоху проливных неолитических дождей присутствие жирафов, увековеченное наскальными рисунками с натуры, «не вызывает удивления» [31].

Гиппопотам

 Совсем по-другому исследователи трактовали образ гиппопотама в древнейшей петроглифике Египта. Этот мощный стадный зверь, проводящий значительную часть жизни в воде, надолго в нее ныряя, и (за редчайшими исключениями [64]; [65]) не склонный к переходам на дальние дистанции, нуждается в непосредственном доступе хотя бы к небольшой реке или непересыхающему озеру с поросшими травой окрестностями, где бы он мог пастись и «жировать», выбираясь на берег [66]. Таких естественных условий для гиппопотама, по мнению Ф. Ланкестера, в Восточной пустыне решительно не могло существовать даже при всей влажности здешнего климата «до 3500 г. до н. э.». О постоянных дождевых водотоках в вади речь не идет априори, а разливы Нила не были настолько сильны, чтобы глубоко, на десятки километров, проникать в эти сухие разветвленные русла с нарастающим подъемом к Этбаю и поддерживать в них круглогодичные озера со стадами полуводных исполинов - гиппопотамов. Их изображения безошибочно узнаваемы среди египетских петроглифов фауны по «характерному объемистому туловищу и форме головы», однако этих животных, считает Ф. Ланкестер, первобытные художники могли видеть исключительно на Ниле [31].
 В дополнение к сравнительно немногочисленным наскальным изображениям «нильских лошадей» в вади Восточной пустыни два маленьких петроглифа найдены в районе зачаточного Иераконполя: один гиппопотам вырезан на камне у холма HK11 в Вади Абу Суфйан, «в 5 км от сегодняшнего и, возможно, всего в 3 км от додинастического Нила»; второй украшает скалу на плато «километром дальше в глубь пустыни», причем здесь от его рыла тянется линия, прерываемая трещиной в скале и напоминающая охотничий гарпун (рис. 17). В целом же рисунок имеет «точные параллели» в росписях амратской крестолинейной керамики, что и подсказывает ученым его датировку [67].

 На «элитном» кладбище HK6 в Иераконполе, использовавшемся на стадиях Нагада Ic–IIb и Нагада IIIa2–IIIc1 [68] (по версии авторов материала, около 3800-3650 и 3200-3000 гг. до н. э. соответственно) и уникальном своими захоронениями сразу нескольких видов диких животных [69] (датируемыми, по той же версии, скорее первым из двух указанных хронологических интервалов), есть могилы гиппопотамов: двух молодых (один в возрасте от полугода до года) и детеныша считаных дней от роду [70]; [71]; в кухонных остатках целого ряда понильских доисторических «городцов», включая Иераконполь (прежде всего его раннее святилище HK29A [72]; [73]), найдены кости взрослых гиппопотамов, свидетельствующие о развитой охоте на этих опасных зверей, которые в Нижнем Египте, особенно в Дельте, в додинастический период даже являлись важнейшей охотничьей добычей местного населения (возможно, в связи с необходимостью защищать от их нашествий возделанные поля [74]) [50]; [75]. Иераконпольскому «привилегированному могильнику» предшествует вырезанный из кости сосуд в форме гиппопотама из бадарийского группового погребения 3522 в Мостагедде [76] (рис. 18). Вероятно, синхронны ему амратские изображения гиппопотамов на внутренних и внешних поверхностях крестолинейных ваз и чаш (например, орнаменты из трех-четырех составляющих замкнутый круг животных) [14]; [32] (рис. 19); в виде сланцевых палеток и известняковых подвесок или кулонов, образцы которых представлены богатым погребением В101 в малом Диосполе (Абадийа) [33] (рис. 20); глиняных фигурок (игрушек?) из детского захоронения b163 в ал-Амре [58]⁶ (рис. 21); глиняных статуэток на плоских прямоугольных основаниях наподобие экспоната Acc. No. 48252 Бостонского музея изящных искусств [78] (рис. 22); наверший (ручек) костяных гребней и заколок для волос [14]; процарапанных отметок на керамике [12] и др. По оценке Э. Баумгартель, известной немецкой исследовательницы египетской додинастики, в период Нагада I на Ниле гиппопотам был наиболее часто изображаемым первобытными мастерами зверем [79]. Он отчетливо прорисован углем на одной из торцевых стенок позднеамратского или раннегерзейского красного керамического ящичка из могилы а41 ал-Амры [58] (рис. 14); сразу четыре реалистично вылепленные фигурки гиппопотамов украшают венчик амратской красной лощеной чаши (как бы шествуя по нему) из могилы Н29 некрополя ал-Махасны [35] (рис. 23). Герзейский период представлен «крупным керамическим гиппопотамом» из погребения R134 в Абадийа [33] (рис. 24); сохранилась «хвостовая» часть расписного сосуда в виде гиппопотама из ямы 3759 в Бадари, покрытая рисунками длинных (в человеческий рост) однозубцевых гарпунов, стоящих людей с такими же гарпунами и типичной «серповидной» многовесельной герзейской лодки [77] (рис. 25).

 Весь этот археологический материал, безусловно, доказывает, что в древние времена гиппопотам был «одним из самых распространенных животных» [14] в долине египетского Нила, откуда он полностью исчез лишь в начале XIX в. [80]. Казалось бы, ничто не мешает рассматривать как натурную и его первобытную петроглифику в восточных вади, кроме априорного суждения Ф. Ланкестера о якобы никогда не отвечавших подобной возможности голоценовых гидрологических условиях в их водосборе. Того же мнения он стереотипно придерживался относительно имеющихся там же наскальных изображений крокодилов.

Крокодил

 Крокодил, как и гиппопотам, относится к полуводным животным; он неотлучно привязан к рекам и водоемам всех видов, включая моря и океаны (гребнистый крокодил) [81], и если его петроглифы присутствуют в Восточной пустыне, то, по убеждению Ф. Ланкестера, это следствие тесных контактов или даже этнической общности здешних художников с населением долины Нила, откуда только и могли произойти сюжеты с гиппопотамами, крокодилами и лодками [11]. На кладбище HK6 в Иераконполе есть, по крайней мере, одно (амратское) захоронение крокодила, имевшего при жизни длину около 2 м и вес 30-40 кг, чьи сородичи «должны были водиться в додинастическом Верхнем Египте в больших количествах» [82]. В «мусорных ямах» древнейшего иераконпольского святилища НК29А периода Нагада IIa - I династии среди десятков тысяч костей разнообразных одомашненных и диких животных, а также крупных рыб с выделяющимся полутораметровым экземпляром нильского окуня, распознаны кости «необычайного множества» крокодилов, которых, вероятно, под сенью данного первобытного «храма» предки египтян приносили в жертву, а то и поедали в ходе каких-то священнодействий [83]; [84].
 В Вади Магар в «фиванской излучине» Нила найдено предположительно протодинастическое (Нагада III) петроглифическое панно, запечатлевшее пять лодок и «лес штандартов-крокодилов», числом до десятка, между которыми вкраплены слон, бык и сокол, причем эта картина перекрывает более ранние звериные петроглифы, включающие рисунки жирафа [19] (рис. 26). В Долине чудовищная рептилия, занявшая достойное место в культах и «мифах» фараоновского Египта, увековечена различными доисторико-архаическими изображениями и вещами: росписью амратской крестолинейной и красной лощеной и герзейской декорированной керамики [14]; [32], нацарапанными знаками на посуде [12], «териоморфными» косметическими палетками (см. также рельеф крокодила на палетке 9067 в форме рыбы из Музея истории искусств в Вене, Нагада II/III, рис. 27) [14], плоскими фигурками из кремня (вероятно, представлявшими и гиппопотамов [85]) [86]; ср.: [87], каменными «амулетами» [77] и др. На боковой стенке разрисованного углем керамического ящичка из захоронения а41 в ал-Амре выведен крокодил под «вогнутой серповидной» (по классификации Х. Винклера [8]; [88]) лодкой [58] (рис. 14) (на одной из торцевых стенок того же изделия, напомню, нарисован гиппопотам).

 Специалисты подчеркивали, что эти два зверя - крокодил и гиппопотам - часто изображались на артефактах египетской додинастики «вместе». Типичные примеры - крестолинейный кубок «первой половины периода Нагада I», найденный Дж. Рейзнером в погребении 7129 додинастического могильника N7000 Нага ад-Дейр [89], расписанный снаружи по всей поверхности «сценой на Ниле» с четырьмя гиппопотамами, вид сбоку, и пятью крокодилами, вид сверху (Египетский музей в Каире, JE 88132) [90] (рис. 28), и его художественный аналог Acc. No. 12.182.14 из нью-йоркского Музея Метрополитен, уместивший в своем орнаменте на одного крокодила больше [91] (рис. 29); крестолинейная ваза того же времени из захоронения U-380 «элитного» додинастического некрополя в Абидосе (Умм ал-Кааб), на которой изображены четыре гиппопотама и пять крокодилов, группирующихся около длинного прямоугольного объекта с волнистыми ответвлениями, напоминающего реку или водоем с притоками [92] (рис. 30), и др. Исследователи связывали такое изобразительное сочетание на предметах первобытно-египетского ремесла и искусства с «водной средой обитания обоих животных» [78]⁷.

Мнимая пара

 Сразу замечу, что критерий, о котором говорилось выше, якобы выделения - с дальнейшим обожествлением - древнейшими египтянами пары крокодил - гиппопотам из остального животного мира не может быть принят ни как решающий, ни даже как рабочий. В произведениях доисторических художников-ремесленников эта пара животных отнюдь не всегда устойчиво выделяется и обособляется от прочей окружающей фауны. Например, на второй боковой стенке того же ящичка из ямы а41 в ал-Амре (см. рис. 14), согласно интерпретации целого ряда ученых, схематически набросана вереница жирафов. Эти животные могли довольствоваться иными, «неакватическими», условиями внешней среды, что отмечали, прежде всего, сами авторы обсуждаемых палеореконструкций египетского неолитического биоценоза и его отражения в додинастических изделиях и рисунках.
 На внутренней поверхности знакомой нам красной лощеной или крестолинейной вазы с белым орнаментом из погребения H97 некрополя ал-Махасны, украшенной снаружи изображениями двух «враждебно» противостоящих друг другу слонов, нарисованы два гиппопотама и - особенно реалистично - два крокодила, один из которых словно заползает в сосуд, а второй карабкается из него (рис. 31). Добавлю, что бок о бок со слонами здесь фигурируют еще и две большерогие «антилопы», которых можно перепутать с быками [35] (рис. 32). В богатой росписи крестолинейной миски из могилы U-264 некрополя Умм ал-Кааб (Египетский музей в Каире, CG 2076) крокодил и гиппопотам соседствуют с «газелями» и страусами [93]; [94] (рис. 33) и т.п.

 Иначе говоря, очевидно, что творчество художников дофараоновского Египта вовсе не подчинялось сверхзадаче подчеркнуто-наглядно отделить гиппопотама и крокодила от менее влаголюбивых (да и от всех прочих) животных, отнеся обоих полуводных к какой-то избранной звериной «касте», например, по признаку начавшейся или опережающей сакрализации. Об этом же свидетельствуют их захоронения параллельно с другими - как дикими, так и доместицированными - видами на кладбище HK6 и нахождения их костей среди разнородных фаунистических останков в отходах функционирования святилища HK29A в Иераконполе [50]; [84].

Основные соображения

 Рассмотренную спорную модель художественного сочетания / размежевания в орнаментах доисторических изделий из долины Нила определенных представителей непустынной фауны, якобы приоритетно связанного с отличительными характеристиками их нормальных биотопов, исследователь египетской петроглифики Т. Джадд развивал не более убедительным тезисом о том, что, в сравнении с ремесленной изобразительностью поречья, общие рисунки гиппопотамов и крокодилов на скалах в восточных вади встречаются очень редко, а значит, на «петроглифическом» хронологическом отрезке там не существовало пригодных для этих животных постоянных водоемов, где они могли бы обитать в непосредственном соседстве, как на Ниле, одинаково служа натурой местным художникам [10].
 На мой взгляд, подобная аргументация имела бы некий смысл лишь при полном отсутствии в пустыне таких рисунков; но даже единственного было бы достаточно, чтобы критически пошатнуть эту умозрительную конструкцию. Так, в Вади Каш водосбора Хаммамат Х. Винклер обнаружил интереснейшее петроглифическое панно-палимпсест (стоянка 18 «экспедиции сэра Роберта Монда») самого разнообразного содержания: «Слоны, жирафы, гиппопотамы, антилопы, ибексы, гривистые бараны, рогатый скот, крокодилы, птицы; собака. Лодки, в том числе буксируемые бечевой. Люди с луками, палками, арканами, фигуры с поднятыми руками. Судя по рисункам, в додинастические и протодинастические времена это было место величайшей важности», даже «некоторой религиозной значимости» [8] (рис. 34). Особое внимание исследователей здесь привлекала сцена охоты на гиппопотамов и крокодилов, по-видимому, с гарпунами на длинных веревках отрядом из нескольких человек, вероятно, сошедших с одной из изображенных поблизости ладей.

 Уже Х. Винклер, несмотря на свою непоколебимую приверженность теории вторжения в Египет через Восточную пустыню судоходной «династической расы», был склонен ассоциировать «все эти лодки», настолько многочисленные и скученные на пространстве палимпсеста, что порой «невозможно различить их отдельные очертания», с потусторонним миром, в частности с «культом мертвых». Рядом с некоторыми лодками высятся фигуры (женские?) с воздетыми над головой «специфическим жестом» руками. Аналогичные фигуры типичны для росписи герзейской декорированной керамики, где они также нередко предстают в лодках или около них; их жестикуляцию отождествляли с позой плясуний или плакальщиц, но, по априорному заключению Х. Винклера, это не танцевальное или скорбное телодвижение, а «молитвенный жест». Люди при лодках «о чем-то молятся», а «мы знаем благодаря памятникам династического Египта о роли лодки в заупокойном культе»; отсюда уже недалеко до вывода, что «персонажи с поднятыми руками в лодках или рядом с ними молятся об умерших».
 Культовый характер петроглифов и самого Винклерова 18-го местонахождения («пещеры», образованной нагромождением скальных глыб) «убедительно подтверждается» рисунком стоящего антропоморфа в подобии нижнеегипетской красной короны, держащего крючковатый посох, который «может представлять собой божество». Он помещен между двумя буксируемыми впереди остальных ладьями и смежной сценой гарпунирования гиппопотамов. Кроме лодок, «человеческие существа» с поднятыми руками на рассматриваемом панно изображены вблизи животных, что, по мнению Х. Винклера, указывает на связь «людей в этой позе» также с охотой: в данном контексте они «молят об охотничьей удаче» [8].
 Судя по прилагающейся здесь к «молитвенному действу» всяческой фауне, включающей крокодилов и гиппопотамов, от которых к рукам промысловиков и ладьям тянутся гарпунные оборы, удача героям композиции вполне сопутствует. Иное дело, что, допуская «сверхъестественность» лодок 18-го панно, Х. Винклер, несомненно, подразумевал и нереальность преследуемых их экипажами животных. Допустим, в этом конкретном случае так оно и есть. Но что ученый сказал бы об египетском неолитическом ареале гиппопотамов и крокодилов, окажись они в петроглифах пустыни рядом с теми ладьями, которые он однозначно считал не потусторонним явлением, а материальной принадлежностью спустившихся к Нилу по водотокам Вади Хаммамат и Баррамийа «восточных захватчиков»?
 Гораздо решительнее в вопросах такого рода позиция Ф. Ланкестера. Он в итоге выдвинул постулат, что создателей петроглифов в долине и окрестностях Реки не заботило реалистичное отображение естественных условий обитания и социального поведения художественно запечатленной фауны. Аргумент: ему неизвестны наскальные рисунки, например, жизнеподобно сгруппированных в стада, дерущихся или разевающих свои огромные пасти гиппопотамов. В петроглифике эти гиганты преподносятся схематично (утробистыми тушами с широкой головой) и поштучно, часто в общем контексте охоты «на животных пустыни». Получается, именно охота как демонстрация способности человека к одолению или удержанию силой могучих зверей - кандидатов в боги древнейшей страны на Ниле - служила главной мотивацией и составляла высший смысл их изображения даже там, где они отсутствовали или вовсе, или отторгнутые деградировавшими условиями внешней среды.
 В такие рассуждения, однако, то и дело закрадываются аналитические и фактологические несуразности, на мой взгляд, обесценивающие их. Например, то, что исследователи, квалифицируя рисунки охоты на гиппопотама как чрезвычайно значимую черту первобытно-египетского наскального искусства, относили ее к Восточной пустыне, а не к Долине, «где животное обитало на самом деле», но где нет соответствующих петроглифов [10]; [31]. Не опрометчиво ли столь прямолинейно делать вывод, что доисторические художники намеренно изображали зверя в самых неподходящих для него местах, где он никогда не встречался, избегая делать это в принильской полосе, где он водился в избытке и являлся привычной охотничьей добычей здешнего населения, о чем свидетельствует остеологический материал неолитических кухонных отбросов и захоронений египетского поречья? (В частности, один скелет гиппопотама из могильника HK6 в Иераконполе обнаружил прижизненный перелом нижней половины малоберцовой кости левой задней конечности, который случается, когда привязанное за ногу пойманное животное пытается освободиться [69].)
 К западу от Нила, в Вади Наг ал-Бирка его Фиванской излучины, на крупном петроглифическом местонахождении WHW, названном так археологами по древнеегипетскому топониму WAs-HA-WAs.t (что можно перевести как «Владение за Фивами») [95], выделяется датируемый периодом Нагада I рисунок вооруженного булавой ловца, гарпунирующего гиппопотама и одновременно арканящего какое-то копытное животное саванного или «пустынного» экстерьера. Композицию дополняет «прямоугольная» ладья с двумя-тремя десятками вертикальных штрихов, предположительно обозначающих экипаж (рис. 35).

 «Очевидный символический смысл» данного охотничьего эпизода [96] не мешает заметить, что гиппопотам здесь высечен на скале не «дальних пределов» водосбора в десятках километров от Реки, а на «краю пустыни», додинастическая петроглифика которого, как теоретизируют специалисты, пользовалась «нилотизирующими» художественными образами и мотивами, отражая его «инкорпорирование» в набиравшее жизненную важность осваиваемое пространство «все более усложнявшихся культур нильской Долины» [19; ср.: 97]. Непосредственно на ее территории гиппопотаму и «борьбе» с ним уделялось не меньшее внимание, выражавшееся пусть не в петроглифах (хотя, возможно, таковые с прорисовкой соответствующих персонажей и атрибутов еще будут здесь найдены), но в достаточно многочисленных изделиях ремесла и искусства, параллельных наскальному творчеству «доисторических цивилизаций»⁸ основных верхнеегипетских вади.
 Так, амратская крестолинейная ваза с вытянутым тонким горлом из погребения U-415 додинастического некрополя Умм ал-Кааб украшена сценой гарпунирования в голову или удержания на привязи тремя пешими людьми трех гиппопотамов, среди которых - беременная самка с вызревшим детенышем в утробе [98] (рис. 36). Нападение с тем же снаряжением на гиппопотама сзади с одновесельной лодки стоящего в ней единственного охотника изображено на амратской ромбической каменной палетке неизвестного происхождения из Средиземноморского музея в Стокгольме (ЕМ 6000) [97] (рис. 37). Замыслом художника, расписавшего вышеупомянутый фрагментарно сохранившийся герзейский сосуд в форме гиппопотама из захоронения 3759 в Бадари гарпунами, гарпунщиками и «серповидной» ладьей, вероятно, было восхваление победоносной коллективной облавы на животное-модель [77; ср.: 99].

 Но, пожалуй, самыми яркими и убедительными примерами того, что охота на гиппопотама изображалась в Долине и пустыне даже если и на разных «носителях» (ремесленно-бытовые предметы и дикие скалы), но стилистически и «информационно» совершенно одинаково, являются:  а) экспонирующаяся в Эшмолеанском музее амратская красная лощеная (по системе Питри [33]; [57] сегодня классифицируется как крестолинейная [34]) чаша Acc. No. 1909.1026 из погребения B5 некрополя ал-Махасны, на внутренней поверхности которой нарисован «охотник с развевающимися на ветру волосами, в короткой набедренной повязке, пронзивший гарпуном стоящего в пруду гиппопотама»; рядом пасется детеныш, а «на другой стороне пруда» находится еще один гиппопотам-подранок с торчащей из головы стандартной гарпунной снастью⁹ [35] (рис. 38); б) практически в точности копирующий рисунки обеих жертв на чаше петроглиф гарпунированного гиппопотама в восточном Вади Мених (Баррамийа, по версии Т. Уилкинсона [59]), сколько-нибудь заметно отличающийся лишь «крапчатым» заполнением контуров животного по сравнению с волнисто-линейным орнаментом туш на сосуде [29] (рис. 39). Ф. Ланкестер придавал этому декоративному нюансу особую важность, пытаясь увязать его с вопросом относительной датировки первобытно-египетских петроглифов [31], однако ситуация может быть истолкована куда обыденнее: очевидно, что, при допустимости выбора, выдолбить беспорядочные точки на камне проще, чем высечь фигурные линии строго определенных направлений и пропорций.

 В целом «физическая» реконструкция и «культурологическая» интерпретация с выражением известных сомнений в сплошном реализме фауны дофараоновского Египта и изобразительных сцен с ее участием, если исходить единственно или преимущественно из материалов и объектов, на которых они представлены, выглядят спорно. В конце концов, додинастическое гончарное и иное ремесло, массово производившее вещественные «заготовки» для художественного промысла, ограничивалось протогородами на Ниле. В «пустыне» же в первую очередь скалы и их обломки служили упражнявшимся здесь мастерам рабочими поверхностями для увековечения как «фантастических» образов, так и картин окружающей действительности. Ибо абсурдно отрицать, что именно она со всеми своими естественными ландшафтами, климатическими условиями, растительностью и животным миром стояла за пестротой художественных изделий, орнаментов и сюжетов, характерных для археологических культур бассейна египетского Нила.
 Ф. Ланкестер, казалось бы, и не отрицает это, например, когда объясняет отсутствие в Восточной пустыне петроглифов значительных слоновьих стад наметившейся около середины IV тыс. до н. э. тенденцией к иссушению североафриканского климата, в итоге изгнавшему «великанов саванны» из Египта. В то же время нет оснований полностью отметать связь с природно-климатическим фактором преобладания в дофараоновских искусствах, и прежде всего в петроглифике, одиночных изображений гиппопотамов над групповыми. Согласно наблюдениям специалистов-зоологов, эти полуводные объединяются в наибольшие стада, резко повышающие агрессивность и активизирующие «иерархические» столкновения самцов, при ухудшении условий жизни [66]. Именно такая ситуация ассоциируется с априорно продвигаемым Ф. Ланкестером, Т. Джаддом и другими исследователями тезисом о «нехватке влаги» и невозможности существования постоянных водотоков и водоемов в голоценовых вади Верхнего Египта. По такой логике, петроглифы гиппопотамов-одиночек в Восточной пустыне могут указывать на ее высокую обводненность и богатый растительный покров в период их создания: тогда отдельно пасущийся на «своей», свободной от конкурентов территории взрослый гиппопотам был привычным для человеческого взора природным явлением. То обстоятельство, что изображения этого зверя чаще всего датируются еще довольно гумидным амратским периодом [79], только подкрепляет данное соображение, как и сомнение в «пренебрежении» первобытно-египетских художников реалистичностью своих произведений. Достаточно вспомнить найденную в раннегерзейском погребении R134 у малого Диосполя и выставленную в Эшмолеанском музее крупную (длиной 27,3 см, шириной 14,8 см, высотой 15,5 см) керамическую статуэтку матерого гиппопотама с настежь распахнутой пастью, демонстрирующей верхние клыки (нижняя челюсть срезана) и «заставляющей шкуру на шее свернуться в толстые складки», что придает изделию «жизненное сходство» с оригиналом [14]; [33]; [78] (рис. 24).
 В отношении натурности изображений - в частности петроглифов - крокодилов, ближайших «напарников» гиппопотамов в рассматриваемых ученых домыслах о нераспространении ареала особо влаголюбивых представителей фауны додинастического Египта на вади Восточной пустыни, высказывались уже вовсе нелепые мнения. Так, комментируя петроглиф крокодила и вцепившегося ему в рыло хищника, похожего на льва, на местонахождении SAL-12 в Вади Умм Салам [28] (рис. 40), Ф. Ланкестер пишет буквально следующее: «Это крайне маловероятно в реальной жизни» [31]. Между тем, не считая «фундаментальных» книжных свидетельств [100]; [101], в том же Интернете (ссылки опущу) сегодня размещен целый ряд туристических видеороликов из Африки, запечатлевших нападения львов на крокодилов, причем кошки как группой, так и в одиночку атакуют рептилию со всех сторон, хотя, конечно, подход спереди, где охотнику угрожает совершающая стремительные повороты и рывки разинутая зубастая пасть, максимально опасен. Более правдоподобным Ф. Ланкестеру казался петроглиф огромного крокодила, сомкнувшего челюсти на раскинувшей руки человеческой фигуре, в Вади Дахабийа (DaH-2) несколько выше Умм Салам [28] (рис. 41), но и здесь исследователь верен себе: «Пусть крокодилы нильского типа иногда обнаруживаются в наши дни в сезонных водоемах далеко к западу от Нила, думается, что эти немногочисленные наскальные рисунки изображают животных, которых древние египтяне наблюдали на Ниле, а не впадающих в зимнюю спячку в вади особей» [31]¹⁰.

 He требующий дополнительных доказательств избыток крокодилов на египетской доисторической Реке (сегодня они не водятся в густонаселенном поречье ниже водохранилища Насер) нашел отражение в очень развитой художественной теме охоты, где интересовавшие человека рептилии, «согласно росписям керамики той эпохи, могли быть гарпунированы или пойманы в сети» [82]. Например, на внутренней поверхности амратской крестолинейной чаши из некрополя U в Абидосе (Умм ал-Кааб), Acc. No. 11.1460 Бостонского музея изящных искусств нарисована пара ловцов, набрасывающих сеть на небольшого крокодила [32] (рис. 42). Внутри другой чаши того же класса и возраста, предположительно из Гебелейна, D 1183 Женевского музея искусства и истории, изображены два ползущих в разные стороны крокодила и словно охватывающая их заранее установленная промысловиками сеть [103] (рис. 43); почти окруженный сетью, изогнувшийся как бы в поисках спасения крокодил представлен на тождественной чаше из Абидоса, Acc. No. 1892.1045 Эшмолеанского музея [104] (рис. 44). В центре амратской крестолинейной овальной миски неизвестного происхождения, экспонат 15328 Музея египетской археологии Питри Университетского колледжа Лондона, нарисован крупный крокодил, слева от которого «пасутся» три гиппопотама цепочкой, а справа всю оставшуюся поверхность занимает орнамент «из пересекающихся под прямым углом линий», который Флиндерс Питри поначалу принял за речную рябь, но впоследствии интерпретировал как плетень-ловушку, контролируемую двумя охотниками [14]; [32]; [85] (рис. 45). Герзейский декорированный горшок из погребения 193 Нагады, Acc. No. 1895.579 в Эшмолеанском музее, расписан несколькими (не меньше восьми) силуэтами крокодилов, в одного из которых, выделяющегося увеличенными размерами, вонзились сразу четыре гарпуна, аналогичные орудиям на расписном сосуде в форме гиппопотама из могилы 3759 в Бадари [12]; [14]; [32] (рис. 46).

 Гарпунирование (по второй версии, удержание на аркане) крокодилов засвидетельствовано и в петроглифах Восточной пустыни. Помимо обсуждавшегося выше богатого 18-го панно Х. Винклера в Вади Хаммамат / Каш, еще и, например, на особенно впечатляющем своими художественными масштабами местоположении BAR-9 в Вади Баррамийа в 70-80 км от Нила. Там охотник и крокодил фигурируют посреди обширной наскальной композиции (“the big procession”, ET-A/WB 4 - по обозначению обнаружившего ее немецкого археолога Г. Фукса) [105]; [106] (рис. 47), демонстрирующей также разнообразных полорогих и сцены их травли «людьми с собаками и метательным оружием», а также множество весьма больших «прямоугольных» ладей, которые, по мнению Ф. Ланкестера, принимают самое непосредственное участие в «преследовании добычи» [107] (рис. 48).

 Французский египтолог Г. Граф зафиксировала, что 20 из 25 (80%) известных ей изображений крокодилов на додинастической крестолинейной и декорированной керамике приходится на крестолинейную, которая является одним из определяющих признаков амратской археологической культуры. «Таким образом, позволительно сказать, что крокодил представляет собой хороший маркер периода Нагада I, хотя иногда может встречаться и на артефактах Нагады II» [34]. Понятно, что подобные «датировочные» наблюдения с их далекой от полноты материально-источниковой базой и недостаточны, и неприменимы, да и не нужны для естественно-исторической реконструкции жизни крокодилов на древнем Ниле. Другое дело - проблема фауны окрестностей Реки, которые как раз на данном культурном рубеже, около середины IV тыс. до н. э., начали превращаться в пустыню. Нильскому крокодилу, водись он в те времена в восточных вади, несомненно, было бы здесь наиболее комфортно именно до этого природно-климатического перелома, в итоге неузнаваемо изменившего физический (в частности, гидрологический) облик Северной Африки.
 По оценке Г. Фукса, составляющие петроглифическую «процессию» WB 4/BAR-9 ладьи с сопровождающими их людьми и животными (за исключением, прежде всего, вклинившегося сюда - явно значительно более позднего - всадника на лошади) были высечены «в пределах короткого периода» [105]. Если придерживаться моей «инженерно-технической» гипотезы о том, что преобладающие в первобытно-египетской наскальной изобразительности «прямоугольные» бунтовые (папирусные и др.) лодки появились на Ниле раньше «серповидных» дощатых, чьи рисунки украсили герзейскую декорированную керамику на стадии Нагада IIc, согласно относительной хронологии немецкого египтолога В. Кайзера [88], то основную массу петроглифов «сайта» BAR-9, в том числе охотника с крокодилом на веревке, следовало бы датировать влажной амратской эпохой. Руководствуясь имеющими место убедительными художественно-стилистическими аналогиями (графика человеческих фигур и др.), сербский археолог С. Тутунджич прямо указывал на «очевидное» сходство ряда персонажей «большой процессии» в Вади Баррамийа с рисунками на амратских гончарных изделиях из долины Нила [108].
 В таком хронолого-палеоклиматическом ракурсе рассмотренные петроглифические крокодилы в Вади Дахабийа и Умм Салам, один из которых перекусывает человека, а другой бьется в когтях льва, могут расцениваться как иллюстрации местных доисторических природных и «бытовых» реалий, а не перенесенные с некоей «потусторонней» целью на каменные склоны сухих пустынных русел образы с цветущих нильских берегов. Тот же лев, конечно, не был обитателем только или преимущественно речной пойменной долины с ее растущим населением, зарождающимися городами и обрабатываемыми землями, пусть даже находки его изображений там в виде одних лишь костяных и известняковых лежащих фигурок (игровых фишек?) [12]; [85] количественно превосходят все его рисованные изображения, найденные на сегодняшний день в восточных вади. Как отмечал Ф. Ланкестер, «любые животные, кроме рыб и черепах, обнаруживаются в петроглифах пустыни, хотя львы среди них чрезвычайно редки и, возможно, относятся к более позднему времени» [31]. В свою очередь, «отец египетской археологии» и генератор многих спорных научных идей Флиндерс Питри считал, что в памятниках ремесла и искусства протоегиптян, которые были «куда больше охотниками, нежели пастухами», познание окружающего мира символизировали в пустыне - лев, жираф и слон, на Ниле - гиппопотам и крокодил [12].
 Интересно, что в этой вековой разноголосице ученых взглядов улавливается своего рода коренная тенденция к дифференциации одних и тех же представителей древнеегипетской фауны по признаку их тяготения к той или иной естественной среде обитания. При этом заранее и «само собой» подразумевается качественно-неизменный энвайрон- ментальный водораздел между Рекой и «Красной землей». Но еще примечательнее то, что такой выборочный подход, ставящий под сомнение или совершенно отрицающий существование в вади додинастического Верхнего Египта ряда животных, присутствующих в здешней петроглифике ввиду якобы недостаточной обводненности региона в период ее создания, почему-то не применялся с подобным упорством к другим древним художественным комплексам Сахары.
 В предисловии к русскому изданию книги А. Лота «В поисках фресок Тассилин-Аджера» [22] член-корреспондент АН СССР Д. А. Ольдерогге писал, что в эпоху неолита в Сахаре имелись «могучие» реки. «На прежних берегах этих водных потоков, т.е. на нынешних склонах вади, были найдены наскальные изображения гиппопотамов, носорогов и других, ныне исчезнувших, животных». Иначе говоря, в данном ракурсе, не деформированном сугубо «религиоведческими» и прочими «культурно-антропологическими» построениями, гиппопотам на скалах неотделим от реки под ними и рассматривается специалистами как надежный археологический показатель ее наличия в полноценном или пересыхающем виде, не нуждающийся в критическом обсуждении. Фигурирующие в росписях Тассили¹¹ «люди в пирогах, преследующие бегемотов» А. Лота перекликаются с «охотничьими» ладьями в петроглифах Вади Баррамийа Ф. Ланкестера, но с той принципиальной разницей, что в первом случае «околоречные» сюжеты априори считаются калькой местной действительности, во втором (если признаётся их реализм) - жизни на Ниле, вдали от безводных вади. А. Лот лаконичен: «На росписях изображены слоны, носороги, гиппопотамы, жирафы. Все эти животные... немыслимы без постоянных водоемов». При этом он, как цитировалось выше, заключал, что доисторические наскальные рисунки не обязательно должны полностью воспроизводить фауну своего времени: так, по крайней мере в предварительном авторском обзоре петроглифики Тассили нет ни одного изображения крокодила, между тем А. Лот не сомневался, что он здесь водился с глубочайшей древности, когда Сахару «пересекала огромная сеть рек», и даже отправлял сотрудников экспедиции на его поиски в озерах оазиса Ихерир, хотя и тщетно: последний замеченный в них крокодил «был убит лейтенантом Бовалем в 1924 году».
 Возможно, некоторые из представленных на фресках «слонов, жирафов, диких быков, антилоп, муфлонов, бородавочников, страусов, львов» и т.д., «особенно те, что расположены рядом с женщинами, воздевшими руки в знак мольбы или преклонения, играли магическую роль». Однако, на взгляд А. Лота, независимо от решения этой проблемы, увековеченный первобытными художниками на тассилийских скалах «зверинец» мог сформироваться лишь в условиях «тучных пастбищ и очень влажного климата», что ярчайше подтверждают in situ, например, запечатленные в массиве Ауанрхет «три гиппопотама, за которыми охотятся люди в пирогах» [22].
 Хронологическая и ландшафтно-географическая «корреляция» петроглифов в вади центральной Сахары с протекавшими там в прошлом реками очевидна любому непредвзятому зрителю: «На скалах, бывших когда-то берегами рек, находятся созданные с удивительным мастерством огромные, до 2 м высотой, гравюры животных, которым требуется много воды - слонов, носорогов, крокодилов, либо хищников - львов, пантер, диких кошек. Поражает реалистичность рисунков», - делится наблюдениями российский востоковед, чрезвычайный и полномочный посол РФ в Ливии и Тунисе А. Б. Подцероб. «Нас окружают древние, изрезанные ущельями, кое-где разрушенные гранитные горы. Между ними - высохшие русла вади, многие тысячелетия назад бывшие полноводными реками. По их берегам находятся пещеры, где жили первобытные люди, оставившие после себя фрески и гравюры». Но если, например, в прилегающем к Тассилин-Аджеру ливийском Вади Матхандуш «когда-то текла полноводная река, и от подножья до верхней кромки скал ее отвесного, как будто сложенного из гигантских блоков северного берега тянутся непрерывной полосой на протяжении 60 км крупные, а порой и гигантские гравюры» [109], - то здрава ли мысль о синхронном отсутствии рек в египетских Вади Хаммамат и Баррамийа с их «галереями» лодочных и звериных петроглифов, появившихся здесь в тот же самый «период художников-натуралистов» VI - конца IV тыс. до н. э. [110];  [111]; [112] и в тот же климатический «оптимум», когда во всей Северной Африке господствовали комфортные для жизни термические и гидрологические условия саванн [20]?

Заключение

 Судя по изобразительному материалу, произведенному доисторическими ремесленниками нильского поречья и «граверами» Восточной пустыни, влаголюбиво-полуводная фауна неолитического Египта запечатлевалась одинаково на изделиях и скалах, в петроглифах, росписях, орнаментах, мелкой пластике и т.п., повсеместно в пунктах проживания и промысла людей на Ниле и в его окрестностях, в любых сочетаниях и сценах. Соответственно, не исключена и даже достаточно велика вероятность того, что ее художественный ареал, охватывавший верхнеегипетскую долину с дальним проникновением во впадающие в нее вади, был объединен общим биотопом; объем же ее присутствия в оформлении бытовых предметов и территориальных «локаций», в немалой степени определяемый их сегодняшней археологической изученностью, где еще рано ставить поисково-исследовательскую точку, вряд ли может служить объективным научным критерием действительности ее обитания в той или иной части обозначенного регионального ландшафта.
 Если же, исходя из изложенных здесь соображений, принять вывод, что в первобытные времена гиппопотамы и крокодилы, наряду со слонами и жирафами, водились вдоль ныне сухих русел Восточной пустыни, то и наличие в них тогда рек - постоянных или сезонных нильских притоков - должно быть признано уже безоговорочно. Такое заключение опирается на аутентичные изобразительные источники, полностью согласующиеся с сегодняшними естественно-научными представлениями о среднеголоценовом климате и гидрорежиме района их местонахождения.

Сноски