• Ориенталистика
• 2021 год
• Том 4, № 1

В настоящей статье авторы рассматривают отношения между Джунгарией и Тибетом, имевшие место в первой половине XVIII в. Целый ряд событий, случившихся в этих странах, хронологически удивительным образом совпадают. Авторы выделяют важные события этого периода: подчинение Лхасы джунгарами в 1717–1720 гг., восстание хошутов Кукунора 1723–1724 гг., развитие джунгаро-тибетских отношений во второй четверти XVIII в., при этом особо отмечается посольство от Галдан-Цэрэна к Далай-ламе в 1742–1743 гг., о чем сохранились записи даже в русских архивных документах. Также отмечается деятельность основных участников: джунгарских хунтайджи: Цэван-Рабдана, Галдан-Цэрэна; тибетских лидеров: гьялпо Лхавзана, миванга Пхоланая, Далай-лам Шестого и Седьмого; цинских императоров: Канси, Юнчжэна, Цяньлуна. Приводится соответствующая переписка между цинскими императорами, с одной стороны, и джунгарскими (и хошутскими) лидерами – с другой. Делается вывод, что джунгаро-тибетские отношения первой половины XVIII в. можно разделить на три этапа: 1703–1717, 1717–1727, 1727–1745/1750 – каждый со своими пиками, и развитие их во многом зависело от состояния тибето-цинских отношений и политики империи Цин в отношении Джунгарии.

• буддизм
• Галдан-Цэрэн
• Гелук
• Гуши-хан
• гьялпо
• Далай-лама
• джунгары
• дипа
• Канси
• Лобсан-Данзин
• Лхавзан
• Лхаса
• маньчжуры
• Ньингма
• Панчен-лама
• Потала
• Пхоланай
• Пулутайжий
• Сурца
• Тибет
• хошуты
• Цэван-Рабдан
• Цяньлун
• Юнчжэн

В случае возникновения разночтений в тексте или расхождений в форматировании между pdf-версией статьи и её html-версией приоритет отдаётся pdf-версии.

In case of any discrepancies in a text or the differences in its layout between the pdf-version of an article and its html-version the priority is given to the pdf-version.

Введение

Первая половина XVIII в. имеет принципиальное значение в истории Джунгарии, Тибета, а также в отношениях между ними. В рамках одной статьи невозможно охватить все стороны и нюансы этих отношений, так как они проходили под влиянием множества различных факторов, как внутренних, так и внешних. Авторы сосредоточивают внимание на периодизации джунгаро-тибетских отношений, вернее – на выделении этапов, отражающих основные тенденции в их развитии. Следует отметить, что в источниках, а также в трудах иностранных и российских авторов одни и те же имена и названия могут даваться по-разному, поэтому считаем необходимым указать на такие варианты: Галдан-Цэрэн – как Галдан / Ганден Церинг Вангпо; Гелук – как Желтое учение / доктрина / секта; Гуши-хан– как Гушри-хан; Кукунор– как Куконор; Лобсан-Данзин– как Лобсан-Дандзин; Лхавзан – как Лозанг; Панчен лама – как Панчен-Эртэни / Эрдэни, Панчен-хутухта, Бокда-банчен; Пхоланай – как Полханэ; Цаньян Гьяцо – как Цаньянджамцо; Цзонкхапа – как Цзонхава, Богдо-Цзонхава; Цэван-Рабдан – как Хунтайджи.

Лхавзан: гьялпо между Джунгарией и империей Цин

События, произошедшие в Тибете в первые годы XVIII в., вызвали целый ряд принципиальных последствий, в том числе для джунгаро-тибетских отношений. Зачинателями же таких перемен выступили хошуты, получившие право быть «царями» (гьялпо) Тибета после побед дхармараджи Гуши-хана над врагами школы Гелук в 1637–1642 гг.

В конце 1700 г. в Лхасе скончался гьялпо Далай-хан, внук Гуши-хана. Новым гьялпо в 1701 г. стал его старший сын Вангьял, которого до лета 1703 г. отравил Лхавзан (1658(?)–1717), младший брат, занявший его место [1, p. 44]. Лхавзан решил возродить политическое значение статуса гьялпо, во многом утерянное ввиду авторитета дипы (дэси, дэсрид, регент) Сангье Гьяцо, фактически в одиночку руководившего Тибетом в период после кончины Пятого Далай-ламы в 1682 г. По мнению Л. Петека, у дипы были проджунгарские настроения [2, р. 14], и поэтому он заключил с Джунгарией соглашение о военной поддержке¹, хотя некоторые лидеры Гелук не поддержали такое решение. Немало проблем дипа обрел и после утверждения в октябре 1697 г. нового (Шестого) Далай-ламы Цаньяна Гьяцо (1683– 1706), поскольку духовная политика и практика молодого лидера Гелук вызвала недовольство со стороны ряда видных лам, выступавших за «чистоту» учения Цзонкхапы². Эти ламы обратились за помощью к Лхавзану. Несмотря на то что дипа вскоре ушел в отставку, отношения между ними осложнялись, и вскоре случилось военное столкновение, в ходе которого Сангье Гьяцо был пленен и 6 сентября 1705 г. казнен [3, р. 273].

Император Сюанье (девиз правления Канси, 1654–1723) поддержал Лхавзана, даровав ему титул «ифакун-шунь-хан» (I-fa-kung-shun-han) [2, р. 15]. Однако в Пекине понимали, что положение сложилось достаточно шаткое, так как в тибетские дела могли вмешаться джунгары: «Как бы там ни было, эта ситуация и непослушание Далай-ламы создали вакуум, который джунгары могли быстро заполнить. У императора было мало времени, особенно, если халхасы и хошуты Кукунора сформировали бы альянс с Джунгарией, чтобы вытеснить их монгольских собратьев из центрального Тибета» [4, р. 110].

В ноябре 1706 г. Шестой Далай-лама, высланный по приказу Лхавзана из Лхасы в Пекин, скончался недалеко от оз. Кунганор в Амдо. На освободившееся место в Потале гьялпо посадил монаха Нгаванга Еше Гьяцо, которого объявил «истинным» Далай-ламой (Шестым). Его признали Панчен-лама и император, однако многие тибетцы с этим не согласились и верили, что Цаньян Гьяцо возродится вновь.

Л. Петек отмечал, что «потомки Гушри-хана, живущие там (у Кукунора. – Авт.), всегда были довольно ревнивы к своим кузенам в Тибете» [3, р. 281]. Этим противостоянием следует объяснить упорные поиски нового воплощения лидерами кукунорских хошутов, которые обнаружили его в 1712 г. Калсан Гьяцо (Седьмой Далай-лама, 1708–1757) не сразу был воспринят императором Канси. Такой реакции следовало ожидать, поскольку его предыдущее воплощение доставило немало хлопот Пекину. Вместе с тем императору было важно мнение кукунорских владельцев (хошутов), поэтому он, несмотря на сомнения Панчен-ламы в подлинности найденного перевоплощенца, все же решился поддержать потомков Гуши-хана:

«Пятьдесят четвертый год правления императора Канси (1715), апрель, синь-вэй.

Из доклада Лифаньюань: “Ранее кукунорский князь правого крыла Дайцин-Хошочи Чаган Дандзин представил императору доклад, где было сказано, что в уезде Литан недавно был обнаружен хубилган, который совершенно точно является перерождением далай-ламы. Он очень просил наделить его титулом (Далай-ламы. – Авт.). Однако Панчен-хутухта и Лхавзан-хан утверждают, что этот хубилган не является подлинным. Поскольку они (кукунорские князья правого крыла Дайцин-Хошочи Чаган Дандзин и Лхавзан-хан) являются потомками Гуши-хана и желают жить в добром согласии, то ежели этот хубилган останется в Куконоре, они боятся, что начнутся междоусобицы, поэтому специально посылают императорского телохранителя Ациту-Дорджи с людьми для передачи надлежащего распоряжения – пусть литанский хубилган самолично прибудет в столицу империи на осмотр. Чжунфобао, управляющий канцелярией, отправился к Панчен-ламе для уточнения ситуации с хубилганом. Дайцин-Хошочи представил доклад с просьбой отложить приезд хубилгана в столицу до осени. Канси приказал: пусть литанский хубилган временно поселится в монастыре Синина”³. Ациту-Дорджи представил доклад: “Управляющий канцелярии Чжунфобао уже вернулся от Панчен-ламы. Панчен-лама сказал: ‘литанский хубилган – ненастоящий лама’. Однако Дайцин-Хошочи хочет сам поехать к Панчену и уточнить его мнение. Просим дать приказ о созыве всех кукунорских князей во главе с Ациту-Дорджи для проведения съезда, на котором будут пропагандироваться идеи императорского человеколюбия и зачитано письмо с печатью Панчен-ламы; приказать хубилгану отправиться жить в монастырь Хуншань”. Канси дал согласие» [5, p. 179–180].

Мальчик был отправлен по просьбе хошутов не в Хуншань, а в монастырь Кумбум. Вероятно, прося оставить хубилгана в Кумбуме, хошутские владельцы рассчитывали укрепить свое влияние на него. Документ также дает ясно понять, что хошуты выступили против мнения Панчен-ламы, отвергавшего истинность нового воплощения. Как отмечают исследователи, маньчжуры и Лхавзан совершили ошибку: они «атаковали» Шестого Далай-ламу, а до того хошутский «царь» убрал дипу, что не нравилось тибетцам, и поэтому ламы, с целью стабилизации ситуации и «возвращения» перевоплощенца Далай-ламы, обратились за помощью к джунгарам [6, p. 14].

Джунгарское ханство еще со второй половины XVII в. было в повестке дня цинских правителей, которые принимали в расчет давние интересы джунгаров в Тибете и стремились нивелировать такие угрозы. Маньчжуры, еще в конце XVII в. укрепившиеся в регионе Амдо среди хошутов, стремились расширить свое влияние дальше на запад. Так, в мае 1703 г. одно из маньчжурских посольств посетило джунгарского хунтайджи Цэван-Рабдана (прав. 1697–1727) с предложением принять цинское подданство, однако джунгарский правитель отклонил его [7, c. 79].

Буддизм в Джунгарии при Цэван-Рабдане процветал. Как отмечается в монгольском сочинении первой половины XIX в. «Хрустальное зерцало», Цэван-Рабдан «укрепил учение Винаи, удалил три тысячи пятьсот человек из тех шабинаров, а оставил только тысячу пятьсот. Он очень содействовал распространению буддийской религии и, просидев на престоле около тридцати лет, строго организовал монашеские общины» ([9, c. 121], см. также: [10, р. 154]).

Джунгары и хошуты при Цэван-Рабдане сохраняли между собой хорошие отношения: «Чжунгары и хошоты из поколения в поколение брачились между собою» [11, c. 436]. Одной из супруг Цэван-Рабдана была сестра Лхавзана, которая родила будущего джунгарского правителя Галдан-Цэрэна [3, c. 276]. Связи родства между семьями были усилены в 1714 г. браком Галдан-Дандзина (род. около 1691 г.), старшего сына Лхавзана, с Бойталак, дочерью Цэван-Рабдана от супруги-хошутки [12, p. 416]. Свадьба состоялась в Джунгарии, и супружеская пара осталась там [3, p. 276]. Лхавзан был настроен крайне настороженно к этому браку, он даже советовался со своим оракулом Ламо Цангпо, который изрек:

Тем не менее любовные страдания его старшего сына и желание укрепить отношения с джунгарами заставили Лхавзана согласиться с условиями джунгаров: отправить Галдан-Дандзина к ним с небольшим эскортом. Почти в то же самое время, когда жених-хошут отправился к своей невесте-джунгарке, Сурца, второй сын Лхавзана, выехал в Кукунорский регион на поиски невесты для себя. Как считает В. Д. Шакабпа, такой ход событий позволяет предположить, что Лхавзан, заинтересованный в союзе в джунгарами, пытался укреплением отношений с кукунорскими хошутами развеять страхи «китайцев», обеспокоенных развитием отношений между ним и Цэван-Рабданом [12, p. 415].

Между тем в том же 1714 г. ламы ведущих монастырей Лхасы обратились к джунгарскому правителю с просьбой свергнуть Лхавзана, удалить из Поталы «ложного» Далай-ламу и доставить из Кумбума «истинное» его воплощение – Калсана Гьяцо [13, р. 32]. Цэван-Рабдан стал готовиться к походу в Тибет. Чтобы встать на границе у хошутов, кочевавших на обширной территории от Алашани до Кукунора, он стал совершать набеги на приграничный восточно туркестанский оазис Хами, беспокоя самих хошутов [14, c. 283–284]. «Хунтайджи отправил посла в Кукунор и ложно распустил слух, будто намерен напасть на дэсрида. А императору он доложил: “Дэсрид порушил веру Цзонхавы. Запрещает Панчен-Эрдэни ехать в Китай. Он воровским образом возвел на кафедру Далай-ламы человека по имени Цанъянджамцо, обманув, таким образом, всех монголов. От этого может подняться смута”. Но император приказал следить за Цэван-Рабданом, и тот вскоре прекратил военные действия» [9, c. 124].

Таким образом, 1703–1717 гг. в истории Тибета были наполнены, прежде всего, внутренней духовной борьбой (внутри школы Гелук как лидирующего направления) с участием светских властей. В содержательном плане это был период столкновения религиозных идей и светской идеологии (восстановление авторитета власти хошутского гьялпо ценой гибели дипы и Шестого Далай-ламы), что создавало благоприятные условия для вторжения джунгаров и маньчжуров.

Захват Лхасы джунгарами и падение влияния хошутов

Маньчжуры просчитались – джунгары не пошли в Тибет через регион Амдо, где их ждали императорские войска, но, собрав силы в восточно-туркестанском Яркенде (примерно 6тыс. воинов), пересекли хребет Куньлунь, причем около трети из них погибли от непогоды и условий высокогорья. В начале августа 1717 г. войско во главе с Церинг-Дондубом, двоюродным братом Цэван-Рабдана, вступило в Тибет в районе Нгари [12, p. 416]. Когда Лхавзан узнал о продвижении джунгаров, он собрал свою армию и выдвинулся навстречу неприятелю. Вскоре состоялось несколько незначительных стычек между сторонами. Вот что писал в Пекин Лобсан-Данзин, с 1714 г. глава кукунорских хошутов: «Пятьдесят шестой год правления императора Канси (1717), октябрь, и-сы. Кукунорский князь Лобсан-Дандзин писал в докладе императору: “Церинг-Дондуб, подчиненный Цэван-Рабдана, возглавил 3‑тысячное войско на Тибет с целью убийства Лхавзан-хана. Войска Лхавзана столкнулись с противником и провели несколько битв, но ни одна из сторон не выиграла и не проиграла”» [5, p. 190].

Вскоре джунгары приблизились к Лхасе. Иезуит И. Дезидери, пребывавший в то время в тибетской столице, свидетельствовал: «Три монастыря за пределами Лхасы – Сера, Дрепунг и Ганден – приветствовали прибытие татар с явными признаками великого ликования, принося им напитки, оружие и продовольствие. Заговорщики внутри города тайно выдвинулись, чтобы успешно завершить свой заговор» [15, p. 248]. В конце ноября Лхаса была взята штурмом со всех сторон. Джунгары грабили город в течение двух дней. Сильно пострадало монастырское имущество практически всех направлений буддизма, включая и Гелук. Потала также была частью разграблена [15, p. 252]. Джунгары «разрушили монастыри красношапочников… и возвели желтую веру на большую высоту. А эти джунгарские начальники действительно были почитателями желтой веры и утверждали, что они являются милостынедателями именно учения святителя Богдо-Цзонхавы» [9, c. 130] (см. также: [16, c. 137]).

Об убийстве Лхавзана джунгарами также сообщается в «Пагсам-джонсане» Сумба-Хамбо (1704–1788) [16, c. 137]. Вот как описываются события тех дней Панчен-ламой в его автобиографии «Гирлянда Белого Света»: «…[Лозанг Хан] вышел из Поталы… в первый день одиннадцатого месяца. Джунгары убили хана, потому что они его не узнали. Его ханша, сын и монгольская знать были арестованы… Ханше, сыну и другим дали все, что требовалось, например еду и одежду, и они пошли в Поталу. Военные командиры джунгаров сказали, что они должны встретиться со мной (т. е., с Панчен-ламой. – Авт.). Соответственно, в четырнадцатый день командиры и около четырех тысяч воинов собрались в большом зале приема Поталы, где я проповедовал (им)» [12, p. 419].

Незадолго до смерти Лхавзан-хан направил письмо к императору Канси, где отмечалось: «Наши многие поколения испытывали на себе милость мудрого императора. Внезапно замысливший злодеяние Цэван-Рабдан отправил 6‑тысячное войско, и мы в Тибете вступили войну, которая длится два месяца. Пока нет победителя и побежденного, но неприятельские войска снова движутся к Лхасе. И теперь наши войска защищают Лхасу, однако армия Тибета очень мала, большая тревога охватывает народ!.. Поэтому убедительно прошу императора скорее отправить подкрепление и прошу кукунорскую армию тотчас же прийти на помощь» [5, c. 191].

Кукунорская (хошутско-тибетская) армия не смогла оказать реальной подмоги Лхавзану. Вот что докладывал в апреле 1718 г. императору его посланник Ациту:

«Наши войска прибыли в Чатанму утром второго дня первого месяца, столкнулись с Идаму-дзаба, который вел семью Лхавзана. Вместе с женой его сына Сурцы они пытались бежать из Лхасы. Они сообщили, что войско джунгаров прибыло в эти места, и мои тибетские войска неоднократно вступали с ними в сражения, обе армии понесли серьезные потери… Моя тибетская армия разогнана. Северные ворота дворца Поталы были взяты, и джунгары вторглись во дворец. Утром первого дня одиннадцатого месяца была прорвана оборона, которую держали Сурца с командой в 30 человек, все они были захвачены. Лхавзан умер в осаде, с того момента мы в бегах. Джунгары держат Далай-ламу в храме Цакбри. Панчен-лама по-прежнему живет в монастыре Ташилхунпо» [5, с. 191].

Действительно, Панчен-ламе не удалось задержаться в Лхасе. Вот что отмечается в его автобиографии:

«Я послал своего казначея, чтобы убедить джунгаров, что они должны ослабить репрессии, не забирая жизни или собственность людей, но я не получил никакого определенного ответа. Я задавался вопросом, смогу ли помочь людям, которые были свергнуты, если бы остался в Потале, а я очень хотел остаться там. Однако джунгары сказали, что для меня было бы неприемлемо оставаться в это время, и что я должен вернуться в монастырь Таши-лхунпо… Я сказал им, что, поскольку я стар и сезон был холодным, мне следует остаться, пока не станет тепло. Однако, поскольку я не был свободен, мне пришлось уехать… на третий день двенадцатого месяца. Старшие ламы монастырей Сера и Дрепунг… и другие собрались, чтобы проводить меня…» [12, p. 421].

Видимо, захватом Лхасы (Тибета) Цэван-Рабдан рассчитывал решить двуединую задачу: создать противовес маньчжурам, поставив у власти нового Далай-ламу (поскольку предыдущий, второй Шестой Далай-лама Нгаванг Еше Гьяцо «изобран был без совета» [17, л. 105]), и вместе с тем добиться признания со стороны императора за «очищение» учения. С этой же целью Цэван-Рабдан планировал использовать нового Далай-ламу.

Важные сведения о религиозных причинах захвата Тибета приводятся в письме Цэван-Рабдана к Канси, которое цинская сторона получила 30 декабря 1720 г. Джунгарский лидер писал, что «Лхавзан после казни дипы направил к нему послание: “Гуши-хан и князья⁴ приняли религию, состоящую из двух частей⁵, и я буду действовать соответственно. Я не вижу ничего, что разделяло бы нас. Давайте будем родственниками!” На это я ответил: “В прошлом вы делали всевозможные вещи (в религии)… Теперь приведите доктрину и изменившуюся религию в соответствие с прежним, старым обычаем, хорошо! Не оставляй дела сановникам Дибы!”» Однако, по мнению Цэван-Рабдана, Лхавзан продолжил практику «загрязняющих искусств», поэтому джунгарскому правителю пришлось направить в Тибет свое войско для наведения порядка [18, S. 64–65]. Далее он писал, что опасения были не напрасными, и были обнаружены свидетельства того, что Лхавзан «действовал в соответствии с (учением) Батма-Самбувы⁶, (что), по-видимому, немного отличалось от [прежнего] обычая» [18, S. 65]⁷. Он даже назвал монастырь, где совершались деяния, противные учению Гелук: «Хотя это доктрина Дердун-батма-лингбы (gter ston pad ma gling pa⁸), это было совершено в Мирулинге⁹ (rme ru gling)» [18, S. 66).

В отношении же Далай-ламы Цэван-Рабдан отмечает, что, поскольку Цаньян Гьяцо стал изучать Ньингма и следовать учению «позднего» Падмасамбхавы, то уже не мог возглавлять Гелук [18, S. 67]. Далее, ссылаясь на прежний указ императора дипе о доставке Цаньяна Гьяцо в Пекин и передаче окружения Далай-ламы Панчен-ламе, Цэван-Рабдан писал, что воспринял все это как желание императора сделать «Бокда-банчена настоятелем главного места преподавания Желтого учения¹⁰ и (таким образом) вернуть старый добрый обычай желтой (доктрины)» [18, S. 68].

Осенью 1720 г. джунгары оставили Лхасу и вернулись на родину. Маньчжуры совместно с кукунорскими хошутами доставили юного Далай-ламу в Поталу и создали новую систему управления. В Лхасе появился амбань (представитель императора) и небольшой гарнизон цинских войск. И. Дезидери в связи с этими переменами отмечал, что «после примерно двадцати лет такой печальной и продолжительной катастрофы, в октябре 1720 года правление… [в] Тибете перешло от татар к императору Китая; в настоящее время он управляется им, и вполне возможно, что навсегда останется под его властью» [15, p. 260].

Спустя три года после изгнания джунгаров из Лхасы и Тибета, в 1723 г. вспыхнуло восстание хошутов – ойратов, правивших Кукунорским регионом, ближайшими к Тибету землями, имевшими стратегическое значение для интересов династии Цин. Причинами восстания были, кроме прочего, недовольство хошутской знати переменами в управлении Тибета, и особенно лишением их права иметь своего гьялпо в Тибете. Движение возглавил упоминавшийся выше Лобсан-Данзин. Для нового императора Иньчжэня (девиз правления Юнчжэн, прав. 1723–1735) это событие стало поводом напомнить хошутам о том, что прежде они высоко ценились императорами и о необходимости сохранять былую лояльность, присущую им со времен Гуши-хана, оказавшего в свое время неоценимую поддержку Пятому Далай-ламе. Одновременно это восстание позволило в очередной раз представить джунгаров как врагов Гелук:

«Первый год правления императора Юнчжэн (1723), июль, цзи-чо.

Юнчжэн направил сообщение главному полководцу Фуюаню: «Передай мой приказ Эрдэни Эрке Тогтонаю¹¹. Все кукунорские князья являются внуками Гуши-хана. Когда наш император Тайцзун¹² взошел на трон, Гуши-хан и Далай-лама жили в мире и почтительно служили императорскому двору, с тех пор минуло уже 100 лет. Умерший император (Канси) был благосклонен к вам, предоставлял титулы и земли, оказывал свое покровительство. Затем Цэван-Рабдан разрушил желтую секту и окружил Тибет, убил Лхавзана и бесцеремонно нарушил ваш порядок. После этого умерший император отправил большое войско для защиты Тибета, доставил Далай-ламу в Тибет и возродил желтую секту. Ныне без объявления причин войну начал Лобсан-Дандзин, а поскольку вы не присоединились к нему, он напал на вас. Я (искренне) почитаю умершего императора и с заботой думаю о потомках Гуши-хана. Данное злодеяние не имеет никаких оснований, нельзя ждать, следует немедленно идти в карательный поход... Ежели Лобсан-Дандзин раскается в содеянном, я определю степень его вины и помогу вам мирно разрешить (этот конфликт), укажу его братьям занять прежние территории в Кукуноре. Если Лобсан-Дандзин не примет мою волю и бесцеремонно вторгнется в пограничную крепость, то как я могу не двинуть войска для уничтожения мятежников?» [5, c. 208].

Летом 1724 г. восстание было подавлено. Несмотря на то что на стороне Лобсан-Данзина выступили гелукпинские ламы [19, с. 144], впоследствии именно из их лагеря прозвучали утверждения, что неуспех восстания определили религиозные наклонности этого хошутского лидера (якобы он был последователем Ньингма) [20, р. 24]. Лобсан-Данзин бежал в Джунгарию, где Цэван-Рабдан отказался передать его императору, который вновь поднял вопрос о его судьбе в конце 1727 г., когда новым хунтайджи стал Галдан-Цэрэн (прав. в 1727–1745), сын Цэван-Рабдана:

«Пятый год правления императора Юнчжэна (1727), декабрь, цзя-у.

Лобсан-Дандзин является сыном Даши-Батура кукунорских хошотов. Его потомки не имеют права поднимать восстание и учинять взаимные расправы… Лобсан-Дандзин самовольно пересек границы и разбил пограничные войска, а затем обратился в бегство. Твой отец обязан был немедленно схватить его и передать мне, это было бы ярким проявлением дружеских чувств между нами. Ты, однако, укрыл его у себя, как это понимать? Ты обязан немедленно похоронить Лобсан-Дандзина. Однако я полагаю, что предыдущие заслуги его отца Даши-Батура позволяют сохранить ему жизнь. Потому я дарую ему свою милость, и повелеваю оставить его в живых» [5, p. 239–240].

1717–1727 гг. – период максимального интереса джунгаров к ситуации в Тибете (трехлетняя оккупация Лхасы в 1717–1720 гг.) и нарастающего вовлечения императоров Канси и Юнчжэна в тибетские дела. И хотя к власти пришел Седьмой Далай-лама, признаваемый легитимным буквально всеми сторонами, уже наметился крен в сторону увеличения роли светской власти, причем не тибетской: в те годы судьба страны решалась уже не в Лхасе, а в Кульдже (столице Джунгарии) и Пекине. Завершение периода знаменательно и падением какого бы то ни было влияния ойратов (Кукунорского и Джунгарского ханств) на политическую ситуацию в Лхасе.

Галдан-Цэрэн и завершение джунгаро-тибетских отношений

В то время, когда Галдан-Цэрэн в 1727 г. пришел к власти в Джунгарии, кардинальные перемены происходили и в самом Тибете. После установления в Лхасе Цинами новой системы управления во главе с Советом министров (кашаг), состоявшим из четырех калонов, спокойствие в стране было относительным. Калоны не были в состоянии согласовать свои представления о пути развития страны, о политике в отношении разных направлений тибетского буддизма, и в результате последовавших конфликтов Канченнэ, главный калон, в начале августа 1727 г. был убит. Против заговорщиков выступил Пхоланай, сам бывший калон, тем самым начав гражданскую войну. Он смог быстро собрать армию в 9 тыс. человек на западе Тибета; боевые действия, длившиеся год, закончились его победой и казнью виновных в смерти Канченнэ.

Пхоланай возглавил Тибет (прав. 1728–1747), и его права подтвердила комиссия, которую из Пекина прислал император Юнчжэн¹³. Он проводил в целом ту же проманьчжурскую политику, что и Лхавзан-хан. Как писал Сумба-хамбо, Пхоланай был последователем Ньингма и «боялся китайцев и монголов» [16, с. 50, сн. б].

В конце того же 1728 г., когда он пришел к власти, Пхоланай, подозревая Седьмого Далай-ламу Калсана Гьяцо в поддержании отношений с кукунорскими хошутами, в частности с окружением бежавшего в Джунгарию Лобсан-Данзина, заставил лидера Гелук покинуть Поталу. Далай-лама восемь лет провел за пределами Лхасы и почти семь из них – в кхамском монастыре Гартар, недалеко от места своего рождения. Информация о столь большом авторитете и влиянии Пхоланая дошла даже до калмыков; согласно русскому архивному документу, Джимба Джамсо, глава посольства к Далай-ламе, направленного в 1739 г. от калмыцкого правителя Дондук-Омбо, вез с собой письмо от Дондук-Омбо к Пулутайжию¹⁴ с просьбой оказать помощь в посещении Далай-ламы [21, л. 397 об.]¹⁵.

Джунгарский Галдан-Цэрэн также знал о всесилии Пхоланая, но тем не менее он осмелился поставить под сомнение его авторитет. Только этим можно объяснить, что он решился предложить Пхоланаю восстановить правление гьялпо:

«Девятый год правления императора Юнчжэна (1731), август, у-шэнь. Тибетский Полханэ Соднам Тобгье представил доклад императору: “Джунгары желают, чтобы сын Лхавзана Сурца был отправлен обратно [в Тибет] и стал тибетским ханом”. Юнчжэн ответил на это: “Джунгары убили Лхавзана, а его сына Сурца взяли в плен. Нынче он говорит, что Сурца должен быть отправлен обратно в Тибет. Моя армия обязательно примет меры. Если речь зашла об отсылке Сурца, значит, Галдан-Цэрэн замыслил коварство. Раз джунгары убили Лхавзана, сможет ли Сурца, вернувшись в Тибет, спокойно продолжить дело отца своего? Что касается ‘ханского’ титула, следовало бы принимать решение после доклада Далай-ламы и Панчен-Эрдэни. Как мог Галдан-Цэрэн осмелиться на такие безрассудные действия?”» [5, p. 261–262].

Отношения между Джунгарией и империей Цин оставались сложными. В 1729–1732 гг. между ними шли отдельные, но достаточно кровопролитные бои. Обе стороны оказались истощены этими столкновениями, и стали искать перемирия. Галдан-Цэрэн обратился к Далай-ламе: согласно русскому архивному документу от 18 октября 1734 г., весной «контайша де якобы от себя посылал послов к далай-ламе и просил, чтобы их далай-лама примирил и войну прекратил, понеже де от продолжения войны со обоих сторон народы пришли во оскудение и весма им не без тягости. И по оному контайшиному намерению послал от себя далай-лама посланника в Пекин к богдыхану китайскому и объявил намерение контайши, что желает идти в согласие и сочинить трактаты» [7, c. 97]¹⁶. Переговоры начались в начале 1734 г. и шли три года, в 1737 г. закончились при новом императоре Хунли (девиз правления Цяньлун, прав. 1736–1795).

Галдан-Цэрэну удавалось находить компромиссы с цинским двором, например, и в вопросе исполнения в Лхасе религиозных треб. Таким образом, с разрешения императора Галдан-Цэрэн смог направить посольство в Тибет. Вот что говорится в источнике:

«Пятый год правления императора Цяньлун (1740), февраль, и-мао. Император Цяньлун жаловал Галдан-Цэрэну высочайший указ: «В своем докладе ты написал: “наш народ верит тибетскому буддизму, поэтому я хотел просить отправить людей для участия в чайной церемонии в храмах Тибета. Однако, всякого разного груза много, и сотня людей не сможет перевезти, потому настоятельно прошу разрешить мне взять с собой 300 человек”. Ранее, из-за кончины Панчен-Эрдэни, ты запросил разрешения для отправки людей к участию в чайной церемонии в храмах Тибета. Я издал указ пропустить вас, однако распорядителей должно быть не более 100 человек. Теперь ты пишешь, что 100 человек недостаточно, чтобы увезти все, и просишь увеличить до 300 человек. И эту просьбу я удовлетворяю. Ты должен выбрать людей, которые правильно понимают суть дела. Пусть они прибудут в Донкор (монастырь), я направлю людей для сопровождения» [5, p. 305].

Однако по неизвестным причинам посещение Тибета было отложено. В русском архивном документе отмечено: «Война между китайцами и зенгорцами завершена, и по договору позволено… пропустить зенгорских посланцов к далай ламе для духовных изправлений в 200 человек калмык и положено чтоб оные посланцы приехали на китайскую границу в ноябре месяце 1740 г.». [21, л. 515]. И хотя еще в январе следующего, 1741 г., тех послов еще не было на границе [21, л. 517], в конце концов, посольство все же направилось в Тибет. Поскольку прибытие джунгаров было в то время редчайшим случаем для Лхасы, тем более, если принять во внимание, что Далай-лама, лишь несколькими годами ранее вернувшийся из ссылки, все еще не обладал реальной властью, то это нашло отражение в тибетских источниках. Вот что отмечено В. Д. Шакабпой: «В 1743 г. прибыло около трехсот представителей джунгарского правителя Ганден Церинг Вангпо, чтобы представить великолепные подношения Далай-ламе и священным местам в Цанге», однако его мнение о том, что «похоже, что на этот раз китайцы не смогли изгнать джунгаров» [12, р. 456], как мы видим, было неверно – поездка была согласована с цинскими властями.

В случае, если дело касалось джунгарских лам, то император требовал особого контроля и проверки, поскольку, оказавшись в Тибете, они могли, как считалось, преследовать политические цели:

«Восьмой год правления императора Цяньлун (1743), декабрь, гуй-хай.

Лянчжоуский генерал Ухэту предоставил доклад императору: “Джунгарский посол Чунамука привез ламу Лобсанга Тензина в Тибет. Я спросил у посла, кто этот лама? Выяснил, что этот лама уже прожил 26 лет в Джунгарии, ныне представился удобный случай в связи с перевозкой подношений к чайным церемониям. Посол просил разрешить ламе вернуться в Тибет. Посол просил об этом в связи с прецедентом, связанным с ламой Гацзинь-линьцинем, который был оставлен и сейчас проживает в храме Лолуньбу. Цзюньван Полханэ наблюдает за его действиямиˮ. Император Цяньлун издал указ: “Лобсанг Тензин слишком долго прожил в Джунгарии, ему нельзя верить. Если разрешить ему жить в Тибете, есть опасения, что он будет шпионить. Следует разыскать Гацзинь-линьциня и Лобсанга Тензина, и отправить их в один из монастырей столицыˮ» [5, p. 339].

Галдан-Цэрэн уделял большое внимание развитию буддизма в своем ханстве. «К трем ранее существовавшим дацанам он прибавил еще два дацана Чойра и Джудпа, и всего стало три дацана Чойра. Кроме того, он повелел, чтобы пятьсот малолетних ребят приняли обет и посвящение от ламы Галдан-Иши из провинции Цзан... Для каждого послушника он поставил две юрты и дал по три прислужника и по две лошади. Дал для разведения стад по два верблюда, по шесть кобыл, одному жеребцу и сотню овец. И выделил для потребностей храма шерсти и сукна. Таким образом, в своем почитании монашествующих хан был подобен ранее бывшему в Тибете хану по имени Ралпачан. Этот хан Галдан-Цэрэн, подобным образом почитая драгоценное вероучение, царствовал около двадцати лет» [9, c. 136].

Согласно С. Ч. Дасу, «Галдан-Церинг Ванпо пригласил известного преподавателя и мудреца Палдан Еше¹⁷, руководителя Тосам-лина¹⁸ из Таши-лхунпо, Лобсана Пунцока, аскета винаи из Дрепунга, который был главой факультета Гоманг, и Гедуна Легпа, главу монастыря Сера» [10, p. 154 (70–71)], при этом Лобсан Пунцок, джунгарец по происхождению, стал главным ламой Джунгарии, а Гедун Легпа открыл занятия по метафизике и диалектике.

Очевидно, что Галдан-Цэрэн был искусным политиком и действовал более гибко, нежели его отец. Несмотря на военное противостояние империи, он сумел не только сохранять и развивать буддийскую веру в Джунгарии, но и поддерживать отношения с тибетскими лидерами. Однако качества Галдан-Цэрэна не перешли к его потомкам. Цэван-Дорджи, сын и преемник Галдан-Цэрэна, не отличался лидерскими качествами и в 1750 г. был убит своим братом Лама-Дорджи. Для Джунгарии наступил смутный период разобщения и падения авторитета центральной власти.

В том же 1750 г. в Тибете произошло восстание Джурмэда Намгьяла, сменившего своего отца Пхоланая на посту правителя Тибета тремя годами ранее. Вероятно, он имел связь с джунгарами, но по ряду причин, в том числе в силу упомянутых выше проблем у самих этих ойратов, которые не могли ему помочь, восстание было быстро подавлено. Год спустя после этого восстания император восстановил правительство Далай-ламы Ганден-пходранг и вернул Калсану Гьяцо властные полномочия. Последующие попытки джунгаров наладить отношения с лхаскими правителями пресекались императором, который, вместо этого, предложил обучать джунгарских лам в пекинских монастырях.

С точки зрения изучаемого вопроса важным результатом правления Галдан-Цэрэна стала стабилизация отношений с Тибетом и диалог с цинскими императорами, причем первое непосредственно зависело от второго. В период 1727 1750 гг. джунгаро-тибетские отношения в религиозном аспекте, судя по всему, оставались в целом стабильными, достигнув пика в 1742–1743 гг., несмотря на приоритет светской власти в лице Пхоланая, но затем пошли на спад. Завершение отношений стоит отнести к 1750 г., когда не стало тибетского и джунгарского правителей, сыновей основных творцов контактов между Джунгарией и Тибетом второй четверти XVIII в., а сами страны вступили в новый период свой истории, где определяющую роль стал играть император Цяньлун.

Заключение

История джунгаро-тибетских отношений в первой половине XVIII в. состояла из трех основных этапов, каждый из которых характеризовался определенным изменением состава участников взаимодействия и последующими результатами.

Первый этап: 1703–1717 гг., когда имели место столкновения между светскими лидерами Тибета (гьялпо Лхавзаном и дипой Сангье Гьяцо) при одновременном умалении значения религиозных (Далай-лам Шестого и Седьмого). Тогда же наблюдается рост интереса к ситуации в Тибете со стороны кукунорских хошутов и джунгарского правителя Цэван-Рабдана. В этот период произошел целый ряд принципиальных событий: правление гьялпо Лхавзана, казнь дипы Сангье Гьяцо, смерть Далай-ламы Шестого и обнаружение его нового воплощения.

Второй этап: 1717–1727 гг., здесь основным событием является захват Лхасы джунгарами (1717–1720), который повлек за собой ряд последствий. Важнейшим из них следует считать возрождение статуса Далай-ламы (Седьмого) силами империи Цин, с 1720 г. увеличившей свою вовлеченность в ситуацию в Тибете. Одновременно политическое влияние хошутов на тибетские дела пошло на спад. Судя по всему, к концу правления Цэван-Рабдана отношения между Джунгарией и Тибетом фактически прекратились.

Третий этап: 1727–1745/1750, в основном охватывает период правления в Джунгарии Галдан-Цэрэна и в Тибете Пхоланая. Будучи опытными политиками, оба этих лидера могли находить компромиссы с цинским императором Цяньлуном. Главное событие этого этапа – посещение Далай-ламы Седьмого посольством Галдан-Цэрэна в 1742–1743 гг., оно отмечено даже в русских архивных документах. Давая разрешение на посещение джунгарами Лхасы, цинский император действовал как мироустроитель и охранитель освященного порядка. Таким образом, он утверждал образ Китая как буддийской империи, легитимизируя тем самым свои решения и поступки, среди которых вмешательство в дела Тибета, в том числе влияние на джунгаро-тибетские отношения, занимали далеко не последнее место. Конец первой половины XVIII в., 1750 г., фактически завершает эпоху отношений между Джунгарией и Тибетом.

Примечания