• Ориенталистика
• 2018 год
• Том 1, № 1

• Индия
• Иван Минаев
• завоевание Средней Азии
• школа российской индианистики
• Российское генеральное консульство в Бомбее
• «Большая игра»
• India
• Ivan Minayev
• conquest of Central Asia
• Russian school of Indology
• Russian General Consulate in Bombay
• Great game

Введение

8 февраля 1884 г. на акте, то есть на ежегодном торжественном собрании и праздновании основания Санкт-Петербургского университе­та, честь произнести речь была предоставлена ординарному профессору по кафедре сравнительного языкознания Ивану Павловичу Минаеву. Он начал свою речь словами: «Высокая честь занимать ваше благосклонное внимание научною беседою в нынешнем году выпала на мою долю, как одного из членов историко-филологического факультета. Не без некото­рого опасения приступая к выполнению этой почётной, но и не лёгкой обязанности, не могу не высказать вам вначале просьбы о снисходитель­ности. Это вступление, обычное у чтеца, собирающегося утомлять вни­мание своих слушателей, думается мне, далеко не излишне в настоящем случае: предмет, избранный для настоящей беседы, многим, по крайней мере, в моём изложении, может показаться малоинтересным, а другим, даже некоторым филологам, его отношение к важнейшим задачам фило­логической науки не вполне ясным» [1, с. 125]. Он был вынужден сделать такое вступление, потому что собирался говорить о необходимости изучении современной ему Индии, а в то время изучение Индии ограничи­валось или сюжетами, связанными с древностью, или её философией и религиями. Между тем изучение Индии в России началось, как ни стран­но, именно с изучения современной Индии.

В 1719 г. Даниил Готлиб Мессершмидт (1685-1735), ботаник и врач, отправился в экспедицию для исследования Сибири. В Удинске он бесе­довал с членом касты кэтхиписцов (каястха). Под Тобольском он позна­комился с крещёным индийцем из Мултана по имени Василий, который записал в тетрадь Мессершмидта своё имя на родном языке. Ещё одного православного индийца родом из Дели Мессершмидт встретил в Иркутске. Это был купец Парасотамагире, человек очень образованный и толковый, знавший несколько языков и систем письма. Путешественник «ежедневно брал у него уроки, выучился чтению, письму и разговорному языку, получил некоторые сведения о санскрите. С помощью Парасотамагире он составил перечни индийских названий животных, птиц и растений, исправлял ошибки в имевшейся европейской научной литературе. Дневники Д. Мессершмидта содержат суждения о фонетике и алфавитах индийских языков» [2, с. 338].

Георг Якоб Кер (1692-1740), профессор-востоковед, служил перевод­чиком с персидского, арабского и турецкого языков при Коллегии ино­странных дел. В 1733 г. он познакомился с астраханским купцом Сунгара (Сухара)¹, крещёным индийцем, жившим тогда в Петербурге, и начал брать у него уроки. Г. Я. Кер записывал эти уроки в тетрадь, которую он озаглавил «Об индо-мултанском диалекте». Сюда он заносил шрифтом деванагари санскритские тексты и образцы письма такри и ланда, упо­треблявшиеся индийскими купцами в Астрахани в деловых документах, давая точную транскрипцию слов и сопровождая их пояснениями по фонетике на латыни. «Несомненно, это была одна из самых первых попыток изучения европейским исследователем диалектов Северо­Западной Индии. Эти записи любопытны не только с лингвистической точки зрения: они позволяют составить представление об обычаях, культуре и религии жителей астраханской колонии» [2, с. 339-340].

Академик Петер Симон Паллас (1741-1811) составил по наказу Екатерины II «Сравнительный словарь всех языков и наречий, по азбуч­ному порядку расположенный», где были представлены более 200 язы­ков и наречий народов Азии и Европы. Из индийских языков сюда вошла лексика санскрита, тамильского, бенгальского и «мультанского наре­чия», сведения о последнем были собраны у астраханских индийцев [3, с. 31-34]. Его наблюдения и встречи описаны в статье «Некоторые сведения о живущих в Астрахани индийцах» [3, с. 40-65].

В этой плеяде этнических немцев, находившихся на службе у россий­ских императоров, завершает XVIII и открывает XIX век Герасим Степанович Лебедев - «буреборственный путешественник», как он сам себя называл. За 12 лет, которые он прожил сначала в Мадрасе, а потом в Калькутте, он узнал жизнь и традиции разных слоёв индийского обще­ства. По возвращении на родину он поступил на службу в Коллегию ино­странных дел, открыл печатню с бенгальским шрифтом. Одно перечис­ление его трудов, начиная с «Грамматики чистых и смешанных восточ­ноиндийских диалектов» и заканчивая «Беспристрастным созерцанием систем Восточной Индии Брамгенов, священных обрядов их и народных обычаев», опубликованных и неопубликованных, заняло бы достаточно много места. Его целью было показать истинную премудрость изначаль­ного христианства, сохранённую брахманами, и способствовать налажи­ванию торговли между нашими странами. Но его начинания не вызвали отклика в обществе: печатня, оснащённая шрифтом для издания текстов на бенгали, закрылась, а сам он не оставил ни учеников, ни последовате­лей [4, с. 427]. Общество не ощущало потребности в знании настоящей², современной ему Индии. Редкие путешественники, такие как Ю. Ф. Лисянский или князь А. Д. Салтыков, приносили информацию о настоящей Индии, но она не могла поколебать уже сложившийся образ «сказочной» страны. Отсутствие торговли и невозможность её наладить, так же как и отсутствие насущной необходимости в ней препятствовали налаживанию связей. Общество если и интересовалось, то культурой древней Индии, потому что это укрепляло образ необычной, полной чудес страны. XIX в. - это время изучения санскрита и литературы на нём, изучения философии и религий Индии, всё это, за небольшим исключением, было возможно благодаря европейским изданиям.

Интерес к современной Индии в новых условиях

Интерес к событиям в Индии возник в Российской империи с 60-х годов XIX в., с начала завоевания Средней Азии и продвижения к границам Британской империи. Каждое новое присоединение земель к территории России воспринималось как шаг к завоеванию Индии, как очередной повод к ухудшению и без того натянутых отношений. Противостояние двух великих держав в этом регионе назвали «Большой игрой». Знание противника было необходимым условием такой игры.

Иван Павлович Минаев (1840-1890) (рис. 1) начал изучение Востока с Китая, потом, заинтересовавшись буддизмом, стал заниматься проблемами, связанными с древней Индией. Его труды по классической индологии сразу же становились событием общеевропейского масштаба и переводились на английский и французский языки. Но вместе с проблема­ми классической индологии его интересо­вала и современная Индия. По этой пробле­матике он тесно сотрудничал с военным министерством. Именно военное ведомство, а не МИД, было заинтересовано в информа­ции и взвешенной оценке положения в индийском обществе, настроениях, отноше­нии к России и Великобритании. Что здесь было первичным, что производным, то есть военные смогли заинтересовать профессо­ра проблемами современной Индии или И. П. Минаев сам был неравнодушен к этим вопросам, а военные только использовали его интерес в своих целях, - мы, наверное, уже не узнаем. Судя по дневни­кам, его глубоко трогала обстановка в России, он не был кабинетным затворником, не замечавшим окружавшей действительности, его отно­шение к происходившему вокруг было непростым и неоднозначным, но ни в коем случае не равнодушным. А. А. Вигасин, человек с максимальной полнотой и очень вдумчиво и бережно изучивший труды и архив И. П. Минаева, писал: «Длительная командировка на Восток могла стать неким бегством от суровой реальности и мрачных предчувствий» [5, с. 116]. Складывается ощущение, что и занятия древностью тоже было для него своего рода уходом от безрадостной реальности.

Во время трёх своих поездок в Южную Азию профессор И. П. Минаев не только собирал фольклор и искал рукописи по истории, философии и религиям Индии, но и внимательно наблюдал за тем, что творилось вокруг. Отчёты обо все увиденном³ он посылал в военное министерство, и они рассматривались на самом высоком государственном уровне.

Первая поездка Минаева в Индию

Предполагалось, что маршрут первой поездки И. П. Минаева в Индию в 1874-1875 гг. будет сухопутным, то есть пройдёт через Среднюю Азию и Афганистан, и Главный штаб решил воспользоваться этим. В то время в Европе не было достоверных карт этого района. Было решено послать с профессором для производства топографической съёмки пути до Пешавара топографа Военно-топографического отдела штаба Туркестанского военного округа, коллежского секретаря Рыжикова [9, с. 181]. По мере подготовки путешествия что-то изменилось в планах профессора, возможно, он реально оценил все трудности и опасности, подстерегавшие путника в странах, где население крайне негативно относилось к христианам. Он поехал морем. Отчёт об этой поездке хра­нился в Российском государственном военно-историческом архиве, но до сих пор не был обнаружен⁴.

Вторая поездка

Вторая поездка профессора Минаева в Индию состоялась в 1880 г. Среди документов Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), касающихся путешествий И. П. Минаева в Индию, хра­нится лист с четырьмя вопросами без даты, без заголовка и без подписи:

1. Во время посещения Кабула генерал-майором Столетовым покой­ный Шир-Али хан утверждал, что индустанские раджи и владетельные фамилии доведены до крайнего раздражения против англичан и что в случае движения русских войск через Афганистан население западной части Индии восстанет против существующего правительства. Прибывший же летом текущего года в Самарканд посол от сейков (сик­хов. - Т. З.) утверждал, что в случае, если русские, которых будто ждут в Индии, появятся у восточных границ Афганистана, сейки выставят более 200 000 вооружённых людей против англичан. Было бы важно знать дей­ствительное настроение населения западной полосы Ост-Индии и прове­рить как отношение его к Англии, так и представление его о России.
2. На северо-востоке Индии слышатся постоянно жалобы буддистов. Желательно было бы выяснить отношение их к английскому владыче­ству, их силу и организацию, а равно и значение настоящих усложнений на с[еверо]-в[остоке] полуострова со стороны Бирмы и Ассама.
3. В Индии считается до 460 туземных государей, имеющих владения и подчинённых англичанам. Некоторые из них не более как мелкие фео­дальные владетели, почти лишённые политической власти; очень мно­гие состоят в положении полунезависимых государей; некоторые подчи­няются английскому правительству лишь во внешних делах, но есть и такие, которые находятся в состоянии номинального подчинения — в сущности же совершенно независимые. Все эти лица владеют в совокуп­ности населением в 55 000 000 душ, получают в год до 150 000 000 р. дохо­да и содержат армию в 314 598 человек. Отношение этих государств к

Ост-индскому правительству во многом определяется личными каче­ствами их государей. В высшей степени было бы полезно получить харак­теристику туземных владетелей и определить, кто по личным своим качествам,уму и характеру способен играть выдающуюся политическую роль и наиболее влияет на настроение туземного населения. Наибольший интерес для нас представляют сейкские государи и некоторые государи Центральной Индии, между ними в особенности было бы важно оценить 1) Гвалиорского магараджу Скиндия, имеющего небольшую, но отлично организованную армию (8 470 челов. при 40 орудиях), и не явившегося в прошлом году на известное собрание в Лагор, и 2) Голькара Индорского, имеющего армию в 28 000 челов. при 24 орудиях.

4. Желательно было бы знать, как думают сами англичане и тузем­цы, начиная с Ост-индского правительства, английской армии и более серьёзных её представителей, о степени возможности выполнить известный план генерала Роулинсона о завоевании Афганистана, включи­тельно с Гератом и Балхом.

По надписи карандашом на 1-м листе документа можно понять, кому предназначались эти вопросы: «По случаю командирования проф. С-П универ. Действительного] с[татского] с[оветника] Минаева в Индию полагалось бы соответствующе, не обременяя его военными специальны­ми или техническими вопросами, предложить ему со стор[оны] воен[ного] Мин-ства вникнуть прежде всего в общее военно-политическое положе­ние страны и разъяснить след[ующие] обстоятельства» [6, с. 181-182].

Ответы на эти вопросы военные ждали с большим нетерпением. «На днях из Ост-Индии вернулся профессор Петербургского университета Действительный Статский Советник Минаев. Пробыв там несколько месяцев, профессор Минаев вынес чрезвычайно любопытные впечатле­ния. Если Вашему Сиятельству будет угодно принять Действительного Статского Советника Минаева, то имею честь испрашивать указаний о времени этого приёма», - писал 6 июля 1880 г. полковник Л. Н. Соболев, заведовавший Азиатской частью Главного штаба, военному министру графу Д. А. Милютину. «Я уже виделся с ним», - написал военный министр на полях этой записки⁵. Судя по «Дневникам» Ивана Павловича, он встре­чался и с генерал-адъютантом Н. Н. Обручевым, назначенным вскоре начальником Главного штаба [3, с. 163].

И. П. Минаев дал ответы на поставленные перед ним военным ведом­ством вопросы в своей «Записке», составленной по приезде в Россию и хранящейся сейчас в РГВИА. Маршрут поездки профессора (Бомбей, Хайдарабад, Индор, Ратлам, Гвалиор, Ражпутана, Северо-Западные провин­ции, Панджаб, Гуджарат и Барода, то есть не чисто индусские области, а местности со смешанным населением: индусы и мусульмане, мусульмане

и сикхи; всё это местности, не связанные с распространением буддизма в Индии), содержание отчёта и место его хранения говорят о том, что путе­шествие было совершено не только для изучения древностей или буд­дистских святынь, но и для знакомства с положением в стране в целом, то есть поиска ответов на вопросы, поставленными перед ним военными. Пространная записка-отчёт заканчивается выводом И. П. Минаева:

Всего сказанного выше, полагаю, достаточно для того, чтобы оправ­дать моё мнение о теперешнем настроении индийского общества. Оно, действительно, тревожное, и положение британских властей в Индии может быть названо даже критическим. Жалобы и ропот слышны всюду. Туземцы и в разговорах, и в газетах заявляют, что «народы, подвластные России, гораздо счастливее, нежели индийское население под управлением Британии», что «русский неспособен быть высокомерным тираном, како­вым англичанин является в Индии», и т. п.

Для правильной оценки современных обстоятельств необходимо, однако ж, иметь в виду множество местных условий, среди которых поставлен индийский патриот, самый решительный, энергичный и либе­ральный в религиозных вопросах.

Не следует забывать 1) существующего в Индии разобщения как этнографического, так и общественно-религиозного между различными кастами и сектами, как индусскими, так и мусульманскими.

2) Запрещения туземцам всей Британской Индии иметь оружие.

3) Различные степени недовольства:

1. наибольшее недовольство вследствие тяжести налогов и частых голодовок следует признать в сельском населении, особенно же южных местностях бомбейского президентства. Но сельское население, у кото­рого отобрано оружие, в силу законодательного акта 1878 г., не имея руководителей, не поднимется само собою.
2. Класс интеллигентных индусов находится в положении выжида­тельном, легко пойдёт на сделки и совершенно успокоится после некото­рых уступок правительства.
3. Затем остаются непримиримые, т. е. махратские и всякие другие, но не бенгальские, брахманы и мусульмане. Махратские брахманы как теперь, так и прежде считались англичанами за отъявленных мятежни­ков. Нигде я не видел такого сильного раздражения против британской власти, как в их среде. У них свято хранятся предания времён пейшвы⁶, блестящей эпохи брахманского владычества. Многие из них помнят Нана Сахиба⁷. В разваливающихся чертогах различных обедневших сановников

Махратского двора поныне поются восторженные былины о блеске и величии пейшвы. Но махратские брахманы, как учит их история, всегда являлись лишь тайными руководителями восстания, и притом они непримиримые враги мусульман и ражпутов.

4) Во владениях независимых, как напр. в Низаме или в Гвалиоре, где сильно раздражение как правителя, так и населения, англичане имеют значительные военные силы. Пока англичане владеют гвалиорскою кре­постью, восстание там немыслимо.

Вот те важнейшие причины, которые могут замедлить наступле­ние кризиса в Индии. Он неминуем, если, при дурном обороте афганских дел, образ действий министерства Биконсфильда будет продолжаться и при новом министерстве, и может быть замедлен и даже отсрочен на неопределённое время, если англичане признают возможность сделать хотя бы некоторые уступки той части индийского общества, которая, не любя их, признаёт британское владычество пока необходимым для Индии [6, с. 190-191].

Спустя более 130 лет современный исследователь может оценить прозорливость профессора Минаева. Он писал свой отчёт в конце прав­ления одного из наиболее реакционных вице-королей Индии лорда Литтона (1876-1880). С его именем связана проигранная вторая англо-афганская война, введение предварительной цензуры в прессе на индийских языках (Press act), запрещение индийцам ношения оружия (Arms' act). Лорд Риппон, занявший пост вице-короля с июня 1880 г., был либералом. Он почувствовал напряжённость, царившую в индийском обществе, понял, к чему это может привести, и свёл на нет оба реакцион­ных закона, подготовил почву для созыва первого общеиндийского съезда недовольных - Индийского национального конгресса.

На протяжении всего колониального периода в Индии то здесь, то там вспыхивали локальные волнения, которые подавлялись или мест­ными, или присылаемыми из центра войсками, но ни одного крупного восстания, приближающегося по своему размаху к Народному восстанию 1857-59 гг., не произошло. Англичане, учтя тот страшный опыт, научи­лись распознавать степень недовольства общества и успевали не дово­дить дела до крайности: небольшими реформами снижали остроту момента.

Третья поездка

Третье путешествие И. П. Минаева в 1885-86 гг. было инициировано военным ведомством. Британское правительство приглашало двух рус­ских офицеров в качестве наблюдателей на манёвры, которые должны были состояться 4 января 1885 г. в Северо-Западных провинциях. По мнению военного министерства, делегацию должен был сопровождать человек, знакомый с традициями и современным положением Индии, для того чтобы консультировать военных по разным вопросам, а глав­ное - чтобы они по незнанию языка и обычаев Индии не попали в «неловкое положение». И. П. Минаев был как раз таким человеком, он два раза путешествовал по стране, был представлен в своё время вице-королю и вообще имел обширный круг знакомых в Индии, но про­фессора неудобно было командировать в качестве секретаря делегации. Было решено дать И. П. Минаеву возможность отправиться в Индию одновременно с миссией просто в качестве путешественника. Это стави­ло его в более независимое положение и давало возможность изучить те части Индии, где он раньше не бывал и которые представляли для воен­ного ведомства особый интерес.

Перед поездкой И. П. Минаев имел личную аудиенцию у Александра III в Инженерном манеже [3, с. 164].

Офицеры Генерального штаба (полковник А. К. Тимлер и полковник князь Н. Н. Одоевский-Маслов) должны были прибыть в Бомбей в конце декабря. Сначала предполагалось, что по окончании манёвров русские офицеры и профессор И. П. Минаев некоторое время будут вместе путе­шествовать по Индии, а потом Тимлер и Одоевский-Маслов отправятся обратно в Россию, а Иван Павлович останется на какое-то время и уже самостоятельно продолжит свою командировку и изучение Индии. Этому плану не суждено было свершиться: это были люди во многом (начиная от каких-то бытовых проблем и кончая отношением к походу на Индию) противоположных взглядов, поэтому ещё на пароходе прои­зошла размолвка [5, с. 110], и в дальнейшем их пути разошлись.

Отчёт о поездке по северной Индии и Бирме посвящён всё тем же темам, которые были определены военным ведомством при подготовке ещё второго путешествия. Главной была проблема отношения местного, как тогда говорили, «туземного», населения к России и к Великобритании. По мнению Минаева, образованный индиец в 1885 г. давал такой ответ на этот вопрос: «Мы победим, добьёмся очень многого не внутренними волнениями, а агитацией в самой Англии; а для этого же нам необходим союз, конечно не с Россией, а с английскими радикалами» [6, с. 194]. Трезво оценивая сложившуюся в Индии ситуацию, Иван Павлович пре­достерегал от устоявшихся в русском обществе представлениях о шат­ком положении англичан в Индии и о возможности восстания населения в случае прихода русской армии: «При общераспространённом убежде­нии в том, что англичане нелюбимы в Индии, весьма часто конечный результат возможного столкновения России с Англиею рисуется в при­влекательном для нашего народного самолюбия свете: мы не прочь верить, что население Индии нас встретит как освободителей, что оно поднимется на своих притеснителей, как только услышит, что англичане где-либо нами разбиты... а туземцы Индии между тем толкуют теперь: “Борьба между ретроградными, тёмными силами России и прогрессивными Британии неминуема в ближайшем будущем, и все наши симпатии на стороне представителей прогресса”. Положим, это толкуют бабу⁸; но их слушает вся Индия, и за вожаками идут массы, весьма часто не пони­мая ни их идеалов, ни их стремлений» [6, с. 196]. Отношение колониаль­ной администрации к русским и к «Большой игре» в Центральной Азии осталось прежним: «Британские власти в Индии готовятся к борьбе; ничто не делается там, ни одно мероприятие не начинается безотноси­тельно к гордиеву узлу англо-русского вопроса: усиливается армия, при­думываются проекты раздела Афганистана, тревожно ищут союзников, и в Китае и чуть ли не в Тибете, а главное, стремятся умиротворить туземцев» [6, с. 196].

Подлинник «Записки» Минаева о его третьем путешествии хранится в Архиве внешней политики МИД РФ, то есть можно предположить, что профессор отчитывался не только перед военными, но и перед граждан­скими властями, но какой-то отчёт (возможно, копия этой «Записки») был послан и в военное министерство. Вот как И. П. Минаев начинает своё письмо к генерал-адъютанту Н. Н. Обручеву, начальнику Главного штаба и председателю Военно-Учёного комитета: «Препровождая Вам отчёт о моём путешествии по Индии, я нахожу необходимым в дополне­ние к нему сказать несколько слов о том, как я сам смотрю на сообщае­мые мною факты». К сожалению, отчёт, о котором говорится в письме, не обнаружен в фондах РГВИА, но можно предположить, что это был лишь вариант или даже копия цитировавшейся «Записки». Профессор описал настроения разных слоёв общества - как индийского, так и английского, и везде лейтмотивом проходит одна и та же мысль: «Этого не следует упускать из виду: Индию следует знать. Борьба в грядущем, но наступит она не сегодня и не завтра, но к ней следует готовиться.⁹» [6, с. 196].

Дополнением к отчёту служит письмо И. П. Минаева к генералу Н. Н. Обручеву, где он, наряду с общими выводами о современном поло­жении Индии, ещё раз подчеркнул необходимость иметь возможно пол­ную информацию о происходивших в стране событиях. Наряду с этим он советовал военным, как организовать сбор информации. Для этого он предлагал создать сеть негласных осведомителей. «Мне казалось, было бы в высшей степени важно иметь не только в Индии, но повсюду в Азии, где наши интересы сталкиваются с британскими, неофициальных аген­тов, людей честных, толковых и преданных служению России, при содей­ствии таких слуг отечеству дело официального агента может быть успешно выполнено» [6, с. 264]. Возможно, примерно об этом же шла речь во время многочисленных визитов профессора к чиновникам само­го высокого ранга как военного министерства (генералы Ф. А. Фельман, Н. Н Обручев, П. А. Крыжановский, военный министр П. С. Ванновский), так и МИД (директор Азиатского департамента И. А. Зиновьев), а потом и на аудиенции у Государя [5, с. 109-110].

Иван Павлович Минаев планировал четвёртое путешествие, но этому помешала сначала болезнь, а потом и кончина учёного.

Сравнение британской и русской колониальной политики

Наблюдая порядки в современной ему Индии, И. П. Минаев не раз отмечал, что «здесь между англичанами встречаешь хороших, честных людей более, нежели где-либо, и только благодаря этому может держать­ся эта странная индийская система управления, эта смесь свободы и деспотизма. Англичане сильны людьми подобными Лоуренсу»¹⁰ [3, с. 169]. Сравнивая эту «смесь свободы и деспотизма» с российской системой управления азиатскими владениями России, профессор запи­сал: «Дай эти полномочия какому из наших генералов, Его Превосходительству Ивану Петровичу, чего-чего не натворили бы наши генералы-хозяева со свойственным им тактом и присущей им прозорли­востью. Каких бы хозяйственных затей насмотрелся бы мир!» [3, с. 168]. Василий Оскарович фон Клемм, первый Российский Императорский гене­ральный консул в Бомбее (1900-1906), начинал свою дипломатическую карьеру в 1886 г. с должности секретаря и драгомана (переводчика) Российского Императорского политического агентства в Бухаре. Прослужив на этой должности менее 5 лет, он послал в столицу Записку о положении в ханстве, которая хранится сейчас в архиве МИД РФ¹¹. Она была составлена во многом в ответ на многочисленные жалобы жителей Бухары на злоупотребления чиновников и самого эмира Сеид Абдул- Ахад-хана. В. О. фон Клемм считал, что появление русских владений в Средней Азии привело к тому, что простой народ начал сопоставлять свою жизнь с жизнью в русском Туркестане, и это сопоставление было не в пользу эмира. Открытие Политического агентства дало ему возмож­ность жаловаться и ждать справедливости. Эмиру и его чиновникам виделось скорое присоединение Бухары к Туркестанскому генерал-губер­наторству, за чем последовало бы уменьшение или потеря доходов, а это, в свою очередь, диктовало взимание всё новых поборов для накопления «на чёрный день». Рекомендации В. О. фон Клемма сводились к следую­щему: поскольку «незаконные поборы всегда существовали в Бухаре, как во всяком азиатском ханстве и как неизбежное последствие ничтожного содержания, получаемого администрацией», то надо пригласить эмира в Петербург и дать ему заверения в неприкосновенности его власти, в том, что Россия не собирается присоединять Бухару к своим владениям. Следует признать избранного им сына наследником. В. О. фон Клемм полагал, что ни при каких обстоятельствах не следует присоединять Бухару к российским владениям в Туркестане¹². В данном случае подход русского чиновника колониальной администрации к расширению границ Российской империи противоположен британскому опыту: известно, что английские чиновники на местах несколько раз без разрешения метропо­лии, а в случае присоединения Синда и вопреки прямому запрету, присо­единяли индийские княжества к британским владениям [8, с. 255].

Публичный призыв Минаева изучать современную Индию

Наряду с отчётами и дневниками И. П. Минаева для исследователей его отношения к изучению современной Индии очень важной представ­ляется его Речь от 8 февраля 1884 г. на торжественном акте Петер­бургского университета, с которой начинается эта статья. Поставив перед собой цель обосновать необходимость изучения процессов, происходив­ших в индийском обществе, профессор сначала обрисовал аудитории, что дала древняя Индия человечеству, затем сказал: «.но изучение Индии старой не должно заслонять научную и практическую важность жизнен­ных явлений в современной Индии» [1, с. 131]. И. П. Минаев коснулся и завоевания Индии Британией, и привнесения западного образования и культуры, и зарождения молодой Индии; «и эта новая Индия, народивша­яся в самые последние годы, воспитанная и взлелеянная западными учи­телями, ныне громко заявляет свои притязания на самостоятельность.» [1, с. 137] Восток уже не пребывает в полусонном состоянии. В заключение он сказал: «Высокая задача налагается на нас, однако же, нашим политиче­ским и культурным главенством в Азии, и мы не имеем никакого права отказываться от этой священной обязанности. Ввиду такой задачи, пола­гаю, может быть не безынтересным взглянуть на то, что уже сделано на Востоке нашей старой соперницей» [1, с. 142]. Это выступление И. П. Минаева, казалось бы, перед узкой университетской аудиторией не осталось не замеченным. В Российском государственном архиве литерату­ры и искусства хранится письмо Фёдора Александровича Фельдмана, генерала от инфантерии, занимавшего в 1881-1896 гг. должность управ­ляющего делами Военно-Учёного комитета Главного штаба, к профессору И. П. Минаеву от 30 мая 1885 г. Он обращался к профессору с просьбой поместить «свою речь» в издававшийся Главным Управлением Генерального штаба «Сборник географических, топографических и стати­стических материалов по Азии»¹³, которая «была бы украшением изда­ния»¹⁴. Следует отметить, что российским военным потребовался почти год, чтобы оценить это выступление Ивана Павловича и поставленные в нём проблемы. Гораздо оперативнее были англичане. Уже 7 марта 1884 г. Роберт Мичелл, чиновник министерства по делам Индии, прислал перевод этой речи вице-королю Индии «для сведения»¹⁵.

Открытие российского дипломатического представительства в Индии

Летом 1885 г. военное министерство подняло вопрос об открытии дипломатического представительства Российской империи в Индии. Военный министр П. С. Ванновский писал 22 июня 1885 г. министру ино­странных дел Н. К. Гирсу:

В настоящее время Военное министерство имеет в Азии только одного военного агента при миссии нашей в Пекине, из Тегерана Штаб Кавказского округа получает кое-какие военные сведения от наших инструкторов¹⁶, следить же за тем, что происходит в Индии, мы лишены всякой возможности...

Вместе с сим я считаю крайне необходимым принять какие-нибудь меры, чтобы обеспечить Военному министерству своевременное получе­ние из Индии нужных ему сведений. До сего времени Главный Штаб довольствовался индийскими газетами, которые получаются очень поздно, и разными английскими материалами, которые не дают того, что нам нужно. В этом деле и министерство иностранных дел не может тоже оказать содействие военному ведомству, не имея ни одного консула в Индии [6, с. 346].

Было ли случайным совпадением то, что военные власти и профес­сор И. П. Минаев почти одновременно приходят к мысли о необходимо­сти постоянно знать, следить за происходившим в Индии, или речь и отчёты Ивана Павловича о его путешествиях подтолкнули военного министра к конкретным действиям в этом направлении? Ответа нет, но важно то, что и профессор И. П. Минаев, и военные думали одинаково и действовали совместно. Сам Иван Павлович в конце 80-х годов предпола­гал занять должность консула [3, с. 152].

Заключение

И. П. Минаев, крупнейший индолог своего времени, тесно сотрудни­чал с военным ведомством, и это сотрудничество высоко ценилось воен­ными. Это вовсе не значит, что он был разведчиком. Его научные интере­сы в сфере изучения современной ему Индии, любознательность, наблю­дательность, приобретённые там знакомства были созвучны интересам военных, его опыт и знания с обоюдной выгодой использовались ими.

Профессор Минаев был создателем школы российской индологии, но все его талантливейшие ученики продолжили традицию изучения Древней Индии, её религий и философии. Никто из них не избрал объек­том своих исследований современность, и даже в двух достаточно про­странных некрологах «Памяти Ивана Павловича Минаева» С. Ф. Ольденбург, описывая творчество своего учителя, остановился только на изучении им древностей и религии [9, с. 27-47].